Из воспоминаний полковника медицинской службы, в 1981-1983 - врач-хирург ПМП пограничной комендатуры, Шишанова Александра Николаевича в книги «По обе стороны границы. Афганистан 1979-1989». Книга вторая. Воронеж, 1999 (из рассказа Группа «Щука»):

    - Более 15 лет прошло с тех пор, как я в последний раз побывал на земле Афганистана. Все это время старался вычеркнуть из памяти названия далеких селений и людей, с кем пришлось там встречаться, чтобы лишний раз не будоражить душу воспоминаниями. Большая часть из них - хорошие, но есть и такие, которые снятся только в кошмарных снах. Все, кто там был, помнят то крайне неприятное ощущение, будто ты на «мушке». Окончательно оно прошло года через полтора, как я покинул те места, но иногда возникает снова и тянет за собой цепь переживаний.

    Во время боевых операций ведение личных записей, мягко говоря, не поощрялось, а боевые донесения давно лежат в архивах. Меня выручили записные книжки, куда я второпях записывал основные сведения о раненых и больных, диагнозы и даты, места, откуда их эвакуировали.

    В 1980 году я служил в Райчихинском пограничном отряде. Тогда стали поступать первые сведения о введении наших войск в Афганистан. Вскоре отдельные офицеры отправились на «боевую стажировку» на границу с ДРА. Через несколько месяцев они возвращались на места своей службы возбужденные и немногословные. У большинства офицеров отряда возникала ассоциация с событиями в Испании середины 30-х годов. Некоторых из прибывших удалось разговорить. Они рассказывали невероятные по тем временам вещи. «Жили на точках и блокпостах, патронов навалом, стреляй сколько хочешь, ящик гранат под кроватью... Перехватили караван из Пакистана, там оказалось все - от оружия до медикаментов...»

    Большинство, конечно, втайне мечтало попасть в такие условия и испытать себя. Поэтому когда я получил распоряжение убыть для прохождения дальнейшей службы в Среднеазиатский пограничный округ в конце 1981 года, встретил назначение без энтузиазма. Одно дело съездить на стажировку, другое - служить на границе рядом с Афганистаном, видеть его, но туда не попасть. Заблуждение вскоре рассеялось.

    Распределение прибывших врачей в Ашхабаде шло сложно. Две недели ждали хоть бы одного офицера из медотдела, те находились на воюющих участках границы. А когда оно все же состоялось, мне не нашли места службы. После долгих утрясок выяснилось, что вакантно место врача-хирурга комендатуры «Калайи-Хумб» Хорогского погранотряда. «Горная Швейцария» - выразился образно один из местных специалистов. Туда я и отправился. В середине апреля меня откомандировали в ПМП части. Большая часть отряда в тот период оказывала помощь одной из высокогорных застав, где сгорели все постройки и жилые помещения. За работой незаметно пролетела неделя, стали возвращаться офицеры, приехал и начальник ПМП Оборин А.Н. с обгоревшим от солнца носом. «Ночью там холод до -40°, а днем жарко, как в печке», - рассказывал он. На следующее утро в столовой встретил начальника штаба майора Савина. После доклада он поинтересовался, готов ли у меня тревожный врачебный чемодан. После утвердительного ответа спросил, знаю ли я, что через десять минут выезжаю с группой в Афганистан. Любое большое дело начинается с большой неразберихи, - заключил я про себя и пошел собираться. Когда построились, оказалось, что среди полностью экипированных, одетых в камуфляж бойцов с автоматами, подсумками, касками и рюкзаками я выглядел как белая ворона: в зеленой фуражке, летнем пальто, полуботинках, с чемоданом в руках. Тем не менее быстро погрузились в машины и выехали колонной в сторону моей комендатуры. На каждой заставе по пути следования собирали бойцов, где трех, где пять человек, присоединилось и несколько офицеров. К концу поездки (двигались двое суток) набралась внушительная сила. В Калайи-Хумбе, где мы остановились минут на двадцать, переодеться не удалось. Начальник колонны категорически запретил покидать машины. Так мы добрались до первой заставы в кишлаке Нульванд, где уже разместился солидный отряд пограничников, командированных отовсюду. Собралась и большая команда офицеров, которых кое-как разместили в комнате для политзанятий и других помещениях заставы. Личный состав располагался где придется, благо становилось тепло. Со стороны это было похоже на цыганский табор - суета, костры и постоянный гомон: кого-то строили, где-то проводили занятия. Здесь я познакомился с управлением своей десантно-штурмовой группы (ДШГ). Командиром был назначен майор Шутов Юрий Николаевич, а по чуть измененной начальной букве его фамилии группу окрестили позывным «Щука». Заместителем стал капитан Мещеряков или «дядя Витя», как его все называли - и бойцы, и офицеры. Разведчик - капитан Савенков Михаил Иванович, мой сосед по квартире в комендатуре. Группу саперов возглавил прапорщик Володя Шишкунов. Нам определили подчиненный личный состав - около сорока рядовых и сержантов.

    Первые занятия организовывал «дядя Витя»: он расстелил плащ-палатку, разобрал автомат, что называется, до последнего винтика. Потом разговор перешел на основные моменты боев в условиях гор и высокогорья, о тактике и поведении отряда при нападении противника. Этот опыт побывавших в боях был бесценен. Оказалось, при боестолкновении надо сразу расстрелять весь магазин в сторону противника, чтобы создать необходимую плотность огня, и лишь затем переходить на прицельную стрельбу очередями. Сразу возник вопрос о безопасности: как быть - заряжать автомат при движении группы или нет. Бои в горах скоротечные: пока снимешь автомат с предохранителя, передернешь затвор - уже можешь стать мишенью. Я для себя решил так: дослать патрон в патронник и ставить на предохранитель. При необходимости - всего одно движение и можно открывать огонь. Вместе со всеми проводил занятия: по оказанию первой помощи при ранениях и травмах себе и товарищам. Индивидуальные пакеты выдали всем, многие имели по два, а что­бы был всегда под рукой, вкладывали в приклад автомата.

    Вместе с тем я продолжал попытки съездить в комендатуру. Вскоре у меня появился «товарищ по несчастью» - мой фельдшер прапорщик Мережко В.И., который привез в группу хлеб на машине, здесь его и «тормознули». Он вообще оказался в рубашке и брюках навыпуск. Совместными усилиями мы дошли «до самого верха», которым был представитель командоваия округа Герой Советского Союза полковник Бубенин Виталий Дмитриевич. Разговора поначалу не получилось. Выслушав кучу упреков в кабинете, мы ретировались без всякой надежды. Тем не менее ночью меня разбудили, дали УАЗик и три часа на экипировку. Днем на дорогу до комендатуры уходил час, поэтому пришлось «включать форсаж». Представляю, какой я поднял переполох среди ночи в комендатуре и у себя дома, но полутора часов хватило на все. Камуфляжа у меня не было - еще не подошел срок получения. Сделал просто - надел «пэша», прежде сорвав погоны, хромовые сапоги с подметкой на микропоре - удачная вещь в полевых условиях. Вместо громоздкого металлического ящика «скорой помощи» взял брезентовую фельдшерскую помощь, куда положил большой флакон синтомициновой эмульсии, йод, зеленку, бинты и необходимые медикаменты: шприц-укладку на спирте, стоматологические щипцы. В указанное время был на месте. Еще два дня «загорали». Попутно экипировка продолжалась: всем выдали патроны в количестве «сколько надо», по две гранаты Ф-1 и РГФ, продпаек на трое суток. После укладки я понял, что тащить такой вес «не радость» и бегать с таким мешком вряд ли удастся.

    28 апреля 1982 года началась высадка. В местечке Рохак - бывшей 1-й погранзаставе отряда, от которой, правда, остались только каменные стены и сад, на моторной лодке через Пяндж состоялась переправа. По 5-7 человек быстро переправились на афганскую сторону и заняли пустующие постройки в километре от берега. Ранее там уже находился блокпост наших групп, поэтому мы занимали обжитые места. Рядом были окопы для круговой обороны. После размещения вечером произвели пристрелку подходов и близких троп и стали ждать дальнейших распоряжений. Разведчики быстро «растворились» в сторону близлежащего кишлака Флен выяснять обстановку. С «точки» хорошо было видно, как на месте переправы появились два БТРа, развернулась и батарея 120-мм минометов.

    30 апреля группа сарбозов и ополченцев около 40 человек ушла вверх по ущелью от Флена, но часа через два-три началась стрельба: попали в засаду. Уйти оттуда удалось лишь единицам. Бой длился весь день. Вскоре появились вертолеты, стали бомбить ущелье. Подключилась и минометная батарея: три сильных выстрела, пауза минуты две, затем приглушенные хлопки разрывов. Лишь третьего мая две наши группы стали выдвигаться в сторону этого ущелья, называемого Даргакским по названию кишлака, километрах в восьми от Пянджа.

    Впереди шли человек 50 сарбозов, за ними отряд ополченцев во главе со своим начальником Махмадом Базором - маленьким крепышом в малиновом свитере в постоянном окружении двух верзил атлетического сложения (личной охраны). Затем двигалась передовая группа под руководством «дяди Вити», основная группа и замыкающая, которой командовал я: три бойца шли впереди и четверо сзади. По узкой тропе подошли к ущелью. Здесь пришлось идти по мостикам - в скалу над стремниной были вбиты колья, перевязанные ивовыми прутьями - сооружение сомнительной надежности. Но прошли удачно - без потерь. Передвигались медленно, осматривая складки местности, но ничего подозрительного не заметили. Тем внезапнее было начало боя. Вдруг впереди зарокотало, как будто одновременно включились тысячи швейных машин. Моя группа рассыпалась и залегла. Все изготовились, но не стреляли. Мы находились ниже метрах в пятидесяти основной группы. Бой разгорался, заработали наши пулеметы, автоматические гранатометы. Эхо гуляло по ущелью, приходилось кричать, чтобы понять друг друга. Через пару минут мы определили место, откуда были выстрелы, сами обстреляли его, развернули АГС, дали очередь. Часть гранат ушла выше, но весь участок мы накрыли. Разведчик с пятеркой бойцов поднялись вверх по склону, где нашли большую нору с гильзами и следами крови. Бой к тому времени закончился, заслон противника отошел вверх по ущелью. Моя группа собралась в полном составе. Как оказалось, в этой свистопляске никого не зацепило. С офицерами провели «военный совет» - обговорили ситуацию. Решено было собрать стариков из Флена и во главе со старостой отправить в Даргак для выяснения ситуации. Если банда разрешит вынести раненых и погибших, мы пообещали не обстреливать кишлак. Через час процессия вернулась, с телами погибших - с выколотыми глазами, без ушей, без носов, с отрезанными головами и распоротыми животами. Скорбная процессия через наши ряды продолжалась до наступления ночи. Мы в это время из камней сложили укрепления на случай ночной атаки. Первая половина ночи периодически нарушалась стрельбой, затем часть укреплений затопило водой: «духи» пустили воду из речки по другому руслу, где мы и располагались. Впотьмах разместились на незатопленных участках и так скоротали ночь. С утра началась бомбардировка вертолетами и силами минометной батареи. Затем мы выдвинулись в кишлак. Банды там не оказалось, следов нашего обстрела и бомбардировки тоже. Я с трудом нашел несколько воронок от бомб, дома практически не пострадали. Провели «зачистку» кишлака - практически никого. Население нашли сарбозы - под одним из валунов была пещера, откуда выбрались около двадцати человек, затем мы закидали ее гранатами. Опрашивая население, установили, что банда ушла вверх по течению речушки и ущелью к кишлаку Муштив, где готовит сюрприз для «шурави».

    Мы стали готовиться к дальнейшему движению.

    Солнце пекло невыносимо, мешал рюкзак, от каски болела шея, внимание рассеивалось. Километра за три от Муштива мы остановились. Впереди почти сходились две скалы, как две стены, по одной из них шла тропа, открытая на всю длину, ни одного укрытия. Идеальное место для засады. Стали совещаться. Задачу поставили достичь Муштива не позднее следующего дня. Двигаться вперед было крайне рискованно.

    Шутов разложил карту образца конца пятидесятых годов: на ней отмечена еще одна тропа по вершине хребта, у основания которого мы сидели. «А что если подняться по любой тропе и обойти это место? - предложил я. - Ведь склон не отвесный, идти можно и без альпинистского снаряжения». Подумали, посидели, других предложений не появилось. Через кошару местного пастуха, входной дверью у которого была дверь от вертолета с неразбившимся стеклом, стали карабкаться вверх. Через 10 минут подъема застрочили автоматы передовой группы, которая нарвалась на засаду. Противник, видимо, тоже не ожидал нас и, поспешно отстреливаясь, ретировался. Одну из впадин, куда ушли «духи», решено было разбомбить. Вызвали вертолеты, которые оперативно прибыли нам на помощь. Шутов настроил радиостанцию на частоту «бортов», удобно улегся на валун в виде кресла и стал наводить их на цель. Высота, с которой велась бомбежка, была около пяти километров, вертолеты мы почти не видели и с интересом наблюдали, как от одной из «вертушек» отделилась точка и стала быстро расти в размерах. Первым среагировал «дядя Витя». «Ложись!» - подал он команду, и мы старательно вжались в землю. Бомба взорвалась метрах в пятидесяти от нас. Здорово тряхнуло, Шутова зацепило осколком по каске, он тряс головой и матерился. Мы продолжили восхождение, но вскоре с валуна свалился на камни «дядя Витя» и сломал ребро. Я на ходу сделал ему блокаду вокруг перелома, и мы двинулись дальше. Ни госпитализироваться, ни отдавать своего мешка «дядя Витя» не стал, как его ни уговаривали. Ночевали на склоне. Оказалось очень удобно спать в каске - как на подушке, только надо найти удобную ямку для фиксации каски. Среди ночи кто-то взял меня за голенище и зажал рот: «Тихо, «духи» рядом!» - И вкратце объяснил: «Группа у них шла, кто-то, видимо, упал, автомат дал выстрел. Когда увидишь очередь трассером, стреляй туда! Буди остальных, но тихо!» Я тоже растолкал тех, кто был рядом, и приготовился к стрельбе. Когда ночь разорвала очередь, засветился весь склон. Ощущение было таким, будто говорил вулкан. Не хотел бы я оказаться на том месте, куда мы стреляли. Через пять минут все закончилось, но спать уже не хотелось. С рассветом движение продолжили, и хотя склон стал положе, кислородное голодание уже сказывалось. Через каждые 20-30 шагов приходилось останавливаться для отдыха. К концу дня мы с трудом добрались до перевала, откуда был виден и Муштив, и все подходы к нему. На ветру было довольно холодно. Нашли ровный участок, обложились рюкзаками, выставили охрану и, прижавшись друг к другу, заснули.

    Когда проснулся утром, почувствовал сильный зуд в руках, посмотрел: обе кисти по тыльным сторонам и пальцы покрыты пузырями, как от ожога. Поговорил с ополченцами, те через переводчика рассказали, что здесь есть отрава, похожая на укроп. Если она попадает на мокрую кожу, то вызывает что-то вроде ожога. Пришлось лечиться самостоятельно.

    С утра стали выходить на склон выше Муштива, который вскоре подвергся бомбардировке бортами Ми-8 и Ми-24. Через два часа мы подошли к кишлаку. Сарбозы и ополченцы пошли на проческу. Жителей и здесь оказалось немного. Установили, что банда ушла накануне вечером через закрытый снегом перевал в Куфабское ущелье. Многие обморозились, часть погибла. Банда расстреляла последних пленников, взятых в Даргаке.

    Через день нас сняли вертолетами. Местный доктор, приехавший к знакомому пастуху, обработал мне руки, сняв последние пузыри, перебинтовал с мазью и подтвердил рассказ ополченцев о химической природе ожога «альпийского укропа». Попутно рассказал пару занятных историй на эту тему.

    На следующий день мы готовились к переброске в Куфабское ущелье. Собравшись с офицерами, подвели краткие итоги операции: задание выполнено, потерь нет. «Дядя Витя» продолжал морщиться при поворотах, а я не знал, куда сунуть руки: отекшие и в бинтах, они не входили в карманы.

    «Первый бой мы не выиграли, - подумал я про себя, - но и не проиграли. Банды здесь уже нет».

    К сожалению, всю эту войну мы также не смогли выиграть, хотя и не проиграли.

  Операция "Щука" апрель-май 1982 г. Ущелье Дарайи-Сабз. Фото из архива Козинец В.