Медицинская служба ПВ

Из книги «По обе стороны границы (Афганистан: 1979-1989)». -М.: Граница, 1999. — 446 с.

Георгий Могильницкий

МОЙ ПЕРВЫЙ ПАЦИЕНТ — АНАТОЛИЙ РЕКА

Главный стоматолог ФПС России полковник медицинской службы Георгий Леопольдович Могильницкий в 1974 году окончил Московский медицинский стоматологический институт. С 1974 по 1989 гг. служил в частях пограничных войск. С 1989 года в Главном клиническом военном госпитале ФПС РФ. Награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени, медалями "За отвагу», «За боевые заслуги», «За отличие в охране государственной границы СССР», «За отличие в воинской службе» I степени, афганскими медалями.

После окончания института я был призван в пограничные войска в августе 1974 года. Из столицы прибыл в далекий и жаркий поселок на юге Туркмении с несколько экзотическим названием Тахта-Базар. Здесь дислоцировался самый южный в Советском Союзе пограничный отряд с комендатурой в самом южном городе - Кушке. Дни пролетали очень быстро и интересно. Первые пациенты, первые посещения пограничных застав, лечение на месте больных в неприспособленных для этого условиях. Первые выходы на границу. Все это казалось необычным и даже романтичным. Затем все вошло в привычную колею.

Я полностью отдался работе, тем более, что был холост и семейными заботами не обременен.

По-настоящему впервые с Афганистаном я соприкоснулся в июне 1980 года. Рано утром прозвучавший по телефону условный сигнал поднял меня с постели, и через двадцать пять минут я уже получал оружие в комнате дежурного. Слушал, как тот докладывает в округ: «Вооруженное нападение на пограничный наряд. Ранен старший наряда ефрейтор Анатолий Река». В это время на участке заставы шел бой с афганскими душманами, которые перешли границу. К месту происшествия уже выехали и вступили в бой пограничники с комендатуры. Раненого ефрейтора товарищи вынесли с поля боя и на машине отправили в сторону поселка. Наша санитарная машина встретила их у соседней пограничной заставы. В комнате досуга мы оказали Реке первую помощь. Состояние его было критическим, но он стойко держался. Обгоняя все машины, постоянно сигналя, на большой скорости «скорая» мчалась в поселок. В районной больнице нас уже ждали оповещенные реаниматолог и хирурги. Когда мы направлялись в реанимационную палату, я спросил Анатолия: «Как самочувствие?» — «Ничего, нормально», — ответил пограничник. Увы, это были последние его слова. К сожалению, через некоторое время солдата не стало. Врачи ничего не смогли сделать. Ранение оказалось смертельным.

Это было первое «дыхание» Афганистана, первая смерть в нашем Тахта-Базарском отряде. Основные действия пограничников в Афганистане еще предстояли. Впереди нас ждали раненые, потери, выезды для оказания помощи непосредственно в местах дислокаций. Но до сих пор у меня перед глазами стоит Анатолий Река - первый смертельно раненный пограничник.

Начиная с 1981 года, я вылетал в Афганистан в командировки. Работать приходилось и в палатках и в землянках. Необходимо было всех осмотреть, вылечить или удалить пораженные кариесом и его осложнениями зубы, оказать помощь по протезированию нуждающихся. Выполнять все это приходилось в условиях для этого мало приспособленных.

Как-то раз мы работали в одной из мотоманевренных групп вместе с врачом-хирургом госпиталя Т.М. Чариевым. К нам привезли раненного в голень афганского солдата. Требовалась операция — ампутация голени. Но среди хирургических инструментов не оказалось специальной пилы, чтобы удалить часть поврежденной кости. Неожиданно пришла мысль применить свою бормашину. С помощью стерильной фрезы кость отпилили, обработали рану, и операция закончилась успешно. Такие командировки за все последующие годы выпадали довольно часто.

Основная работа ждала нас в госпитале, куда поступали пострадавшие из Афганистана. Здесь были выполнены первые операции раненным в челюстно-лицевую область. В дальнейшем их переводили в Военно-медицинскую академию им. Кирова. Центрального госпиталя пограничных войск в Голицыне тогда еще не было. Из академии приходили небольшие сообщения: «Раненый прибыл для дальнейшего лечения. Недостатков при оказании помощи на предыдущем этапе не выявлено». Эти скупые строки для меня являлись высшей оценкой. Значит, все было сделано правильно.

Наступил февраль 1989 года. В составе группы медицинского усиления мы выехали в Тахта-Базар обеспечивать вывод наших войск из Афганистана. Я выступал в качестве врача-эвакуатора. Некоторое время было спокойно, все шло по плану. Мы отработали взаимодействие с гарнизонным госпиталем в Кушке, в нашем распоряжении при необходимости находился вертолет. Однако 13 февраля поступило сообщение, что пограничная мотоманевренная группа попала в засаду, подорван БТР, есть раненые. На МИ-8 я вылетел к месту событий. Пострадавших загрузили на борт и вывезли в ПМП. К счастью, ранения не были опасными для жизни. Все остались живы. Это был последний мой вылет в Афганистан.

Потом мы смотрели по телевизору, как генерал Б.В. Громов шел по мосту, как его встречал сын. Но мне запомнился другой день — 16 февраля. Мы собирались вылетать в Ашхабад и загружали медицинское имущество в вертолет. И тут кто-то из нас обратил внимание на пограничников, которые разгружали вертолеты, снимали пулеметы, увозили снаряды. Впервые мы увидели, что солдаты разряжали боевую технику. На протяжении многих лет они делали обратное. Война в Афганистане закончилась...

«ЧЕРНЫЕ» ДНИ БЫЛИ И У МЕДИКОВ…

 Полковник медицинской службы Корякин Валентин Михайлович родился 24 июня 1951 года в городе Зеленоградске Калининградской области. С 1978 по 1981 гг. - врач ПМП Тахта-Базарского пограничного отряда; с 1981 по 1982 гг. - врач спецкомендатуры КСАПО (г. Кабул), с 1982 по 1985 гг. - начальник ВМС Керкинского пограничного отряда, с 1985 по 1989 гг. - старший врач оперативной группы КСАПО, затем начальник медслужбы в группе пограничных войск в Таджикистане. С 1994 года - начальник окружного госпиталя Западной группа. Награжден орденами Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, медалями «За боевые заслуги», «За отличие в охране государственной границы СССР».

Для большинства пограничников знакомство с Афганистаном произошло, не ошибусь, после 1982 года, когда на его территории начались активные боевые действия. Именно тогда значительно расширилась наша группировка войск, вводились мотоманевренные группы, создавались новые органы управления. Но было немало людей, которым довелось познать нравы жителей сопредельной страны еще задолго до начала «необъявленной» войны. Полковник медицинской службы Валентин Карякин — один из них.

— Да, так оно и было, — вспоминает Валентин Михайлович. — В 1978 году после окончания военно-медицинского факультета Томского института меня направили для прохождения военной службы в Среднеазиатский пограничный округ. Добрался до Ашхабада с женой и ребенком первым из сокурсников. Начальник медицинского отдела округа полковник медицинской службы В.Г. Машковсккй спросил: «Куда ты хочешь поехать: в хорошее место или к хорошим людям?» Выбрал второй вариант. Назвали место — Тахта-Базар. Рядом с Кушкой, значит. Но тогда я еще об этом не знал. О чем и доложил жене: «Едем. В какой-то базар».

Название, может быть, и невзрачное у этого поселка. Но люди, служившие там, должен вам заметить, действительно были замечательные. В ПМП части служили старшие лейтенанты медицинской службы Тарасов Виктор Михайлович, Могильницкий Георгий Леопольдович. Ныне оба занимают ведущие должности в Центральном госпитале пограничных войск. Врач Валентина Куликова — служащая. Этот коллектив помог приобрести основу военного врача, которая помогает мне всю службу: доброе, чуткое и профессиональное отношение к любому больному — солдату, офицеру. Несмотря на маленький коллектив, к нам, в ПМП обращались и местные жители, считавшие, что уровень оказания медицинской помощи у военных врачей выше, чем в районной больнице...

Здесь же происходило мое становление как офицера. Не могу не вспомнить своего командира подполковника Л. Родненка, офицеров В. Пистратова, В. Гиля, других сослуживцев.

В Тахта-Базаре я прослужил до 1981 года. Первыми признаками надвигающейся угрозы на юге стали события, происшедшие на участке отряда в 1980 году. Тогда пограничный наряд одной из застав попал в засаду. В схватке с нарушителями погиб ефрейтор Анатолий Река. Впервые мне пришлось столкнуться, с боевой, огнестрельной травмой и, что еще труднее, провожать в последний путь погибших. С потерями среди личного состава в наших подразделениях за годы службы в Средней Азии пришлось сталкиваться нередко. Но «черным» для меня стал день 1 апреля 1984 года. Дважды пришлось вылетать в боевые порядки для эвакуации раненых. И, несмотря на принятые меры, мы не смогли спасти их — ранения оказались смертельными. Такое не забывается...

До 1982 года мне уже несколько раз удалось побывать На территории Афганистана. Кстати, ездили мы туда на отрядном «уазике» втроем — водитель, разведчик и я — без всякой охраны. Лишь после обострения обстановки в приграничном районе — только колонной в сопровождении бронетехники. С 1980 года в погранотрядах создавались специальные боевые отряды, так называемые СБО. Вот в составе такого СБО мы стали свидетелями одной из разборок враждующих афганских групп. Это случилось в кишлаке Бала-Мургаб, что напротив участка Тахта-Базарского погранотряда. Разместились возле крепости, переговорили через переводчика с жителями, старейшинами. Вдруг началась перестрелка. Пули летели через наши головы. Ощущение, разумеется, не из приятных.

Да, на войне происходило всякое. Нам же, медикам, Приходилось устранять ее последствия. Трудно выразить свои ощущения при этом. Гораздо приятнее вспоминать, как, например, умирающий на глазах сарбоз после укола пенициллина буквально возвращался из небытия. Или когда обратился за помощью дехканин с потрескавшимися от «грибка» руками. Дня через три он появился в нашем ПМП вновь, его руки зажили. Не знаю, что он хотел сказать, но его беспредельная благодарность читалась и в глазах, и в бесконечных поклонах. Объяснение же тому простое: афганцы — народ еще не напичканный разными лекарствами, потому и их действие было весьма эффективным.

Таких случаев в практике наших медиков в Афганистане было немало.

В мае 1981 года я получил назначение в спецкомендатуру КСАПО, по охране нашего посольства. Кроме медицинских обязанностей там пришлось выполнять немало других задач: дежурить по спецкомендатуре, обязанности старшего наряда по охране офиса «Аэрофлот» и прилетающих из Союза авиалайнеров. А через два месяца после прибытия в Кабул посол А. Табеев потребовал, чтобы в группе охраны и сопровождения был врач. Я вошел в состав этой группы, что позволило довольно близко видеть Б. Кармаля, других руководителей Афганистана в тот период. Надо сказать, что коллектив спецкомендатуры: был хороший. Многих я помню — старший лейтенант А. Петров, С. Зимин, В. Артемов и др.

С мая 1982 года моя служба продолжилась в Керкинском погранотряде в качестве начальника военно-медицинской службы. В этот период в ПМП размещались не только врачи отряда, но и персонал полевого хирургического отделения госпиталя Ашхабада. Многие врачи уже имели опыт оказания медпомощи в боевых порядках. Это капитан медицинской службы В. Нефедов, старший лейтенант медицинской службы В. Юсов, фельдшера сержант И. Першион, А. Дубровский и другие. Здесь пришлось немало решать организационных вопросов по обеспечению подразделений отряда. Неоднократно подменял врачей десантно-штурмовой мангруппы и принимал участие в боевых операциях.

Под моим руководством начинали служить молодые врачи — А. Адамов, С. Наумов, С. Бисеров и многие другие.

А в октябре 1985 года меня перевели в оперативную группу в Ашхабад.

Операции в приграничной полосе проводились в то время уже почти беспрерывно. Офицеры опергруппы практически не вылезали из командировок. Тот же Геннадий Логинов, наш ветврач, не один горный перевал преодолел в составе боевых групп в поисках душманских баз. Работы хватало всем...

Этот период, особенно после передислокации опергруппы в Душанбе в мае 1986 года, также не отличался спокойной службой — вылеты на боевые операции, подготовка документов, участие в оказании медицинской помощи раненым и больным, их эвакуация.

У нас была маленькая, но очень трудоспособная медслужба, во главе которой стоял подполковник медицинской службы В. Ткачев, а самым молодым был лейтенант медицинской службы М. Булдаков, который впоследствии возглавил медслужбу известного Московского погранотряда.

Нельзя не вспомнить весь коллектив госпиталя в Душанбе, на который легла основная забота о спасении раненых и больных. На его базе работали группы медусиления с задачей приблизить оказание квалифицированной медпомощи к месту боя, что позволило спасти не один десяток солдат и офицеров. Помню случай с рядовым Грабовенко, у которого была извлечена граната из тела. Она была обнаружена майором медицинской службы X. Сагдуллаевым во время перевязки. Первые сутки до прибытия офицеров из Главка пришлось совместно с начальником госпиталя и подполковником медицинской службы Ю. Воробьевым заниматься обеспечением безопасности раненого, медперсонала и больных. А операция по извлечению блестяще проведена Ю.А. Воробьевым, врачом-анестезиологом В. Моисейкиным, которые были облачены в бронированные костюмы саперов.

Ничуть не уменьшился объем работы для медслужб и после вывода войск из Афганистана. Главная задача — организовать медицинское обеспечение выведенных буквально в голую пустыню наших мотоманевренных групп. С ней военные медики справились успешно. Напряженность же на таджико-афганской границе в годы развала Союза возрастала, ведь события Афганистана по сути перекинулись на территорию Таджикистана.

Период резкого обострения характеризовался внезапностью начала боевых действий, их быстротечностью и возникновением их в нескольких местах сразу. Это сопровождалось большими потерями со стороны гражданского населения, массовыми перемещениями беженцев. Поражала жестокость боевиков в отношении захваченных пленных. Появились случаи терактов в отношении наших офицеров. Пришлось членам семей сдать зачеты по обращению с огнестрельным оружием.

— В связи с образованием новых государств, — продолжает наш разговор полковник В. Карякин, — многие офицеры-врачи убыли в украинские, белорусские и другие армии, что создало определенную кадровую проблему. Совместно с офицером Главка полковником медицинской службы В. Чвыковым выработали предложения, и в Душанбе стали прибывать группы медусиления из Главного клинического госпиталя.

Кстати, руководить приходилось и из осажденного «вахобистами» здания Управления группы войск. «Оборону» кабинета держал совместно с начальником авиации полковником Э. Сергуном. А перед отъездом в Воронеж, на участке вновь созданного Калайи-Хумбского отряда вместе с группой офицеров, недалеко от бывшей комендатуры, мы были блокированы бандой под руководством Леши-Горбача, известного наркодельца.

В 1992 году на участке пограничной группы в Республике Таджикистан было сорок восемь столкновений в них убито сорок восемь, ранено до тридцати боевиков, несколько десятков утонуло при нелегальной переправе через пограничную реку Пяндж. Российские пограничники захватили много оружия, задержано свыше тысячи ста нарушителей границы. Не прекращались обстрелы территории Таджикистана, пограничных нарядов.

С ноября 1992 года в окружном госпитале оказана помощь ста сорока девяти раненым, контуженым, травмированным. Семьдесят пять человек поступило в экстренном порядке, с тяжелыми ранениями и минно-взрывными травмами. Медицинская помощь оказывалась независимо от принадлежности к той или иной противоборствующей стороне.

Среди военнослужащих пограничных войск в 1993 году в госпиталь поступило двадцать девять раненых, двадцать семь контуженых, четырнадцать пограничников погибло в ходе различных боестолкновений.

Проблем же с медицинским обеспечением не убавлялось. Более того, к многочисленным заботам о сохранении здоровья личного состава прибавилась еще одна, забытая со времен Великой Отечественной, — борьба с вшами.

Непростая, хлопотная должность у Валентина Михайловича и сейчас — начальник окружного госпиталя строительство и ввод в строй которого отнимают буквально все силы. Но люди, с кем он трудится бок о бок, уверены в своем руководителе. Знают: ему по плечу любая задача.

Владимир Зрожевский

КАК Я БЫЛ ПРОФЕССОРОМ...

 Подполковник медицинской службы Зрожевский Владимир Иванович родился 26 декабря 1955 года в городе Хыров Львовской области. В 1982 году окончил Томский военно-медицинский факультет. Срочную службу проходил в 1974—1976 гг. на погранзаставе «Преображение» в Находкинском отряде Тихоокеанского пограничного округа. С 1982 года служил на Чукотке. В 1988 году работал старшим психоневрологом в Ашхабаде. Во время боевых действий в Афганистане в 1989 году курировал военно-медицинское обеспечение Керкинского и Тахта-Базарского пограничных отрядов. Награжден орденом «За личное мужество», медалью «За отличие в охране государственной границы СССР».

В сентябре - октябре 1988 года в Меймене проводилась крупная пограничная операция. По «зеленке», где окопались душманы, велся непрерывный огонь из минометов, гранатометов, работала авиация. Моджахеды тоже не сидели сложа руки. Пока длилась огненная дуэль, наше и афганское командование уточняло дальнейший порядок Совместных действий. Афганцы обратились с просьбой: в госпитале в Меймене лежит тяжелораненый заместитель командира полка, ему нужна квалифицированная медицинская помощь.

Так получилось, что на тот момент я оказался единственным врачом в мотоманевренной группе — местный доктор был в отпуске. Руководивший операцией полковник Седых вызвал меня к себе, объяснил в чем дело.

— Поезжай, посмотри, чем можно помочь. Но, извини, больше двух БТРов дать тебе не могу, — сказал он. Вместе с солдатом-таджиком, прикрепленным ко мне в качестве переводчика, мы отправились в Меймене. Надо сказать, охраняли госпиталь весьма строго, тщательно осматривая каждого, кто туда входил. Даже женщин проверяла специально для этого назначенная женщина-военнослужащая. Для нас же сделали исключение. Видимо, охрану предупредили заранее, и мы беспрепятственно прошли к раненому. Беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы понять, насколько серьезным было состояние его здоровья. С момента ранения прошло уже четыре-пять дней. Потеряно время. Но у большинства афганцев, никогда не соприкасавшийся с медикаментами организм, отчаянно боролся за жизнь. Поэтому даже при незначительной врачебной помощи их раны быстро заживали и больные шли на поправку.

Но тут случай был особый. Когда я приподнял повязку на лице, стало жутко. На том месте, где должен был находиться нос, образовалось сплошное месиво из гноя. Оттуда исходил такой запах, что впору было воспользоваться противогазом. Вокруг меня собрался, наверное, весь лечащий персонал госпиталя. Их взгляды не оставляли никаких сомнений - во мне видели светило медицинской науки. Первая мысль - вряд ли чем я смогу помочь, слишком очевидна возможность заражения. Тем не менее стал объяснять, какие нужны медикаменты. Понятие «гипертонический раствор» афганцам оказалось неведомым. Пришлось объяснять, что это такое. Присутствующие долго не могли уразуметь, зачем нужно разводить соль и прикладывать к ране. С горем пополам сделали необходимое. Столько гноя на живом теле я ни до, ни после не видел. Наложили повязку. Теперь нужно скорректировать, какие колоть антибиотики. Вот тут пришло время удивляться мне. Да и было отчего полезть глазам на лоб — в наличии у афганцев оказались и американские, и болгарские, и немецкие, и наши антибиотики. Такому обилию и разнообразию можно было только позавидовать.

Стал подбирать дозировку. Каждому моему слову, жесту афганцы внимали с широко раскрытыми глазами. Переводчика просили по нескольку раз повторять, что конкретно сказал доктор. Пребывание мое в афганском госпитале длилось около двух часов. Больше побывать там не довелось. Что сталось с моим подопечным впоследствии, честно говоря, не знаю. А в Мардияне местный эскулап на мне зарабатывал деньги. Известно, что простые афганцы нередко обращались к пограничным медикам за помощью. И получали ее, естественно, бескорыстно. Мой же знакомый шаман оказался человеком «предприимчивым». Он сам находил больного, говорил, что среди «шурави» у него есть хороший врач, требовал «бакшиш» и приводил ко мне на лечение.

Говоря об афганских событиях, не могу не вспомнить майора Сергея Наумова. Будучи врачом в Керкинской Десантно-штурмовой мангруппе, он участвовал во многих операциях, в любых «нештатных» ситуациях действовал высокопрофессионально. Если же говорить в целом об участии пограничников-медиков в афганской войне, никак не обойдешь полковника Манина. Человек необычайной работоспособности, Алексей Николаевич сделал очень много для того, чтобы невосполнимых потерь с нашей стороны было как можно меньше.

Анатолий Еременко

И  СЕГОДНЯ  Я  ТАМ   ПРОЙДУ БЕЗ ПРОВОДНИКОВ

Подполковник медицинской службы Еременко Анатолий Петрович родился 4 декабря 1952 года в городе Усть-Каменогорске. Окончил Томский военно-медицинский факультет в 1976 году. Служил в Восточном пограничном округе, на Камчатке. В боевых действиях в Афганистане принимал участие в должности врача десантно-штурмовой маневренной группы с сентября 1985 до середины декабря 1987 года. Награжден орденом Красной Звезды.

4 декабря 1985 года нашу десантно-штурмовую группу из Ишкашима десантировали прямо на опорный пункт душманов. В бой пришлось вступать с ходу. Но вряд ли кто мог тогда предположить, что освобождать Зардевское ущелье придется целых три месяца. Вскоре вертолетами нас перебросили вниз. Мы оказались под плотным автоматно-пулеметным огнем. Неизвестно как бы все обернулось. Спас группу пулеметчик. К сожалению, не могу вспомнить его фамилию, но парень — настоящий герой. Поливая душманов огнем из своего пулемета, он дал возможность бойцам занять удобную позицию, приготовиться к ответным действиям. Ценой своей жизни он спас нас — пуля попала ему прямо в сердце.

Получили ранения еще двое. Тут пришлось взяться за дело мне. У офицера было тяжелое ранение в шею. Кровотечение остановить удалось, а инъекция промедола уменьшила пострадавшему боль. Соорудив из подручных средств носилки, мы вынесли убитого и раненых к вертолетной площадке. Пришлось сопровождать их к базовому лагерю, но уже через полтора часа попутным бортом я вернулся. И не зря. С наступлением сумерек на позиции пограничников двинулись моджахеды. Всю ночь длился бой. С рассветом выяснилось, что потерь среди десантников нет. Зато при осмотре местности, мы обнаружили политые кровью участки земли. Как известно, духи, по возможности, не бросали своих убитых и раненых.

Я - врач. Мой долг лечить, спасать людей, но, увы, стрелять приходилось и мне. Как-то, оттеснив противника в горы, мы отвоевали у них очередную площадку. Начальник мангруппы подполковник П. Ушаков поставил мне и прапорщику задачу вести наблюдение за ущельем. Уже стемнело. Не успели мы дойти до каменистого обрыва, как над головами засвистели пули. Пришлось залечь и пойти на хитрость. Пока прапорщик провоцировал бандита на ответные действия, я вычислял его место. Заменив обычные пули на трассирующие, изготовился к стрельбе. Первый выстрел оказался неудачным, но уже второй достиг цели. Я убил человека. Да, шла война, передо мной был враг. Умом понимал, но сердце не принимало никаких оправданий.

Циничный закон войны: убиваешь либо ты, либо — тебя. Трагический случай произошел 20 ноября 1985 года. В тот день двигавшаяся по ущелью пограничная застава была расстреляна из засады. Из двадцати пяти человек сразу погибли девятнадцать. Двое получили тяжелые ранения. Наша группа прибыла к месту происшествия только на следующий день. Зрелище было жутким. На двух каменных террасах, зажатых рекой и отвесными скалами, мученическую смерть приняли восемнадцать пограничников. Еще одного обнаружили рядом с кишлаком. Раненого, искавшего помощи, его добили мотыгами. Уже мертвых наших ребят раздели, тех, кто подавал признаки жизни, добивали камнями и выстрелами в упор.

У переживших эту страшную картину, могло возникнуть только одно чувство — чувство мести. День за днем, неделя за неделей искали мы бандитов. Пощипали, но уничтожить полностью не смогли: духи скрылись в горах. Через месяц скитаний я сбросил тринадцать килограмм. Сухари образца 1950 года, консервы изрядно надоели. Единственная радость — чай.

Самым трудным было восхождение на гребень высотой четыре тысячи метров в декабре 1985 года. Задача поначалу показалась несложной — десантироваться на перевале, спуститься затем в Калатское ущелье для блокирования группы боевиков. Но на практике все оказалось куда труднее. Вертолеты вынуждены были произвести посадку совсем в другом месте. И нам целый день с девяти утра до семи вечера, по пояс в снегу, пришлось штурмовать горные вершины. Взвод противотанковых гранатометов оставили внизу.

Рассчитывая управиться за сутки, мы взяли с собой лишь по фляжке воды, банке мясных консервов и немного сахара. Но все трудности ждали нас впереди. Спускаться по отвесным, обледенелым склонам — значило заранее обречь себя на гибель. Поэтому командование приняло решение двигаться вниз по гребню, шириной не более десяти метров. Трое суток, две ночевки, на четырехкилометровой высоте при сильном морозе, без воды и пищи — выдержать такое, мягко говоря, непросто. Особенно трудно приходилось без воды. Растопить снег не удалось. Опухшие языки с трудом помещались во рту. Сапоги за ночь становились деревянными, так что стоило огромных усилии снова натянуть их на себя. Наученные горьким опытом в следующую ночь обувь клали к себе в спальные мешки. Раствор гемодеза в медицинской сумке превратился в лед, и его пришлось выбросить. Удивительно, но случаев обморожения не было. Сказались, видимо, экстремальные условия.

На исходе третьих суток, вконец измотанные, обессилившие, мы спустились в долину. Перекусив, вдоволь напившись воды, многие уже шутили. Прибывшее начальство не то в шутку, не то в серьез обещало наградить нас знаками «Альпинист СССР».

Сколько было десантирований — сказать трудно. Врач без работы не сидел. За два года войны наша маневренная группа потеряла всего два человека. Ни один раненый пограничник не умер. Как-то пришлось оказывать помощь сарбозу. Пуля ДШК попала ему в спину и вышла из груди. Правое легкое проглядывало наружу. Положение усугублялось тем, что наступила ночь. Действовал при свете фонаря. Лекарственные препараты вводил капельно, внутривенно. К сожалению, остановить профузное кровотечение из ткани легкого без операции не удалось. Человек умер под утро. Бессонная ночь в борьбе за жизнь мною была проиграна. Хотя и сделал я все возможное.

На помощь опыту и знаниям нередко приходила смекалка. В нарушение табеля комплектования медицинской сумки из двух сшил себе одну. Всегда имел при себе набор шприцов, огневой стерилизатор, ампульные препараты, шовный материал и иглы, даже комплект для удаления зубов. Его, кстати, пришлось использовать на себе. На одной из операций у меня разболелся зуб, да так, что стало невмоготу. Хорошо, оказался он передним, удобно было захватывать. Правда, при удалении повредил и часть здорового зуба.

В июле 1986 года во время боевого столкновения с душманами в районе кишлака Ялькашим один из пограничников получил пулевое проникающее ранение в голову. В это время дул «афганец», в воздухе носилась плотная песчаная буря. Эвакуировать парня не было никакой возможности. А между тем, его состояние резко ухудшилось, нарастали мозговые расстройства: паралич ног и рук, психомоторное возбуждение. Пришлось очень туго. Только утром следующего дня пострадавшего отправили в Душанбе, в госпиталь. В последующем он хоть и был уволен, но остался жив.

В этом же бою едва не зацепило и меня. Пули прошли буквально в полуметре, взбив фонтанчики над головой. Здравая мысль появилась позже: пули, которые свистят, не твои.

Два с лишним года, проведенные в Афганистане, вместили в себя многое. Когда перебираешь старые фотографии, в душе появляется необъяснимая тоска. В одном уверен: все, случившееся на афганской земле, навсегда останется в памяти. Временами возникает ощущение, что и сегодня без проводников я смогу пройти Зардеевское, Вардужское ущелья...

Валерий Завирохин

ПАМЯТНАЯ БЕСЕДКА

Полковник медицинской службы Завирохин Валерий Алексеевич родился 17 декабря 1953 года в городе Оса Пермской области. После окончания военно-медицинского факультета при Томском мединституте в 1977 году направлен в пограничные войска. Семь лет проходил службу в должности старшего ординатора терапевтического отделения Душанбинского госпиталя. Награжден медалью "За отличие в охране государственной границы СССР''. В настоящее время - заместитель начальника Главного клинического военного госпиталя, ФПС России по медицинской части.

Сегодняшним санитарным инструкторам повезло. В восьмидесятых годах было совсем не так, как сейчас в стенах нашего Главного клинического госпиталя.

Таджикистан. Московский пограничный... Ночь, маленькая беседка рядом с медпунктом, а в ней — семеро парней с загорелыми, обветренными лицами, будущие санитарные инструкторы десантко-штурмовой группы постигают азы медицины.

Недалеко от санчасти вертолетная площадка. Глиссада над отрядом — звуки хлопающих вертолетных лопастей — будоражат моих сержантов. Звоню сто первому: «Товарищ капитан, к чему готовиться, когда вылетать?»

А он: «Старлей, не психуй. Штатная ситуация — вертолеты Шагалеева и Цыпленкова отрабатывают ночную посадку». Слава Богу, вылетать медикам не нужно. Пряча улыбку в усы, говорю санинструкторам: «На границе все спокойно»...

Пока я звонил, ребята, как водится, перекурили, «перемыли кости» своему медицинскому начальнику и возвратились в беседку.

Беседка та не простая и имеет свою историю. До Афгана в ней собирались офицеры отряда, «расписывали пульку» или играли в «шеш-беш». Мои же ученики об этом не знают.

В ветках хмеля, обвивающего беседку, застрял гигантский жук и страшно гудит, подражая пролетевшим вертушкам.

Вокруг тусклой лампочки вьются ночные бабочки. Самые крупные садятся на зеленые фуражки ребят. Комары, размером в полпальца, нещадно жалят. Но это моих слушателей не отвлекает. За год службы они привыкли и к худшему. Слышали свист пуль, выпущенных из бура, видели смерть земляков... Пограничников не надо уговаривать, не надо им объяснять, для чего их тут собрали. Они отчетливо понимают, что если сами не постигнут начал медицинской науки, то не смогут помочь раненому в бою товарищу. А ведь их место в первых рядах — в охранении, в кабине водовозки, которая поехала к источнику...

Вечером я приходил в эту беседку и рассказывал санинструкторам о минувшем дне, о том, что видел на «той» стороне, как лечил, с кем встречался. Не берусь утверждать, что это для ребят было самое главное. Их годки были «там», а они здесь — в Союзе.

Каждому санинструктору была выдана сумка, в ней — нехитрые принадлежности: жгуты, бинты, настойка йода, шина. Всем этим необходимо научиться пользоваться.

Запомнился фельдшер Юра Поддубный, который в тот тяжелый год был моим единственным заместителем и помощником во всех медицинских делах. Надо было видеть, как он показывал, а затем заставлял санинструкторов десятки раз накладывать жгут, бинтовать, делать инъекции шприц-тюбиком.

Вспоминаю, как эти, уже обстрелянные бойцы-пограничники, сдавали экзамен и сдали успешно.

И вот через годы в Главном госпитале мне снова пришлось встретить ребят, которые учатся искусству спасения жизни...

  Интернет страница п-ка Завирохина В.А.

Из книги «По обе стороны границы (Афганистан: 1979-1989)». Книга вторая. -Воронеж, 1999. — 604 с.

ВЫПОЛНЯЯ КЛЯТВУ ГИППОКРАТА

Белая палатка

В Центральном госпитале ФПС России трудятся 22 ветерана афганского похода

С первых дней афганской войны квалифицирован­ная медицинская помощь раненым пограничникам была максимально приближена к театру боевых действий. Решение об этом принял начальник военно-медицинского отдела ГУПВ КГБ СССР полковник медицинской службы Василий Александрович Еремин.

В те годы медслужбу Среднеазиатского пограничного округа возглавлял полковник медицинской службы Виктор Гаврилович Машковский, а затем, вплоть до вывода войск, - полковник медицинской службы Алексей Николаевич Манин. На долю последнего досталась основная тяжесть организации медицинского обеспечения пограничных отрядов и подразделений, дислоцированных в Афганистане.

Приблизить квалифицированную медицинскую помощь к полю боя - значит устранить многоэтапность в организации помощи раненым. Первую медицинскую и врачебную помощь оказывали на месте ранения или контузии. Эвакуация осуществлялась вертолетами непосредственно в госпитали Душанбе и Ашхабада и, за редким исключением, в санчасти отрядов или районные больницы.

Серьезным испытанием для медиков погранвойск стал декабрь 1979 года, когда пограничники обеспечивали ввод советских войск, а затем сами пересекли линию государственной границы. Одними из первых боевые операции бойцов в зеленых фуражках обеспечивали мои коллеги: Георгий Леопольдович Могильницкий и Виктор Михайлович Тарасов (Кушка); Борис Кадамович Шериком (Нульванд); Вячеслав Степанович Сироткин (Калаи-Хумб); Владимир Александрович Воронин, Игорь Иванович Хамнагадаев, Герман Яковлевич Кокшаров (Сарход) и другие.

Первоначально (1979-1981 гг.) боевые формирования пограничников на территории Афганистана были нештатные. В 1982 году в Среднеазиатском и Восточном пограничных округах начали формировать штатные мотоманевренные (ММГ) и десантно-штурмовые маневренные группы (ДШМГ). Вскоре им на помощь прибыли пограничники Дальневосточного и Северо-Западного пограничных округов.

В штат ММГ и ДШМГ обязательно входили врачи, в основном, выпускники 1976-1978 годов Томского военно-медицинского факультета. Они не имели боевого опыта да и достаточной врачебной практики.

Командование военно-медицинской службы Среднеазиатского пограничного округа при непосредственном участии начальников окружных госпиталей подполковника медицинской службы Евгения Николаевича Золотобоева (Душанбе) и полковника медицинской службы Владимира Павловича Витрищака (Ашхабад) организовало для молодых врачей обучение по организации неотложной медицинской помощи при боевой травме, медицинской эвакуации и противоэпидемических мероприятий.

Из-за недостатка фельдшеров, и особенно санинструкторов, врачам приходилось оказывать первую помощь раненым непосредственно на поле боя, что не всегда было оправданно. Вскоре все боевые группы были укомплектованы фельдшерами, а вот санинструкторов приходилось готовить при санчастях пограничных отрядов. В последующем на базе межокружной школы сержантского состава, расположенной в «Риссовхозе», на окраине Душанбе, была сформирована учебная застава для подготовки санинструкторов.

Помня о своем интернациональном долге, медики помимо пограничников в «Афгане» лечили и жителей афганского приграничья и принимали непосредственное участие в предупреждении эпидемий инфекционных заболеваний.

На «точках», в местах дислокации ММГ, плановое снабжение с окружного склада, как и помощь пограничникам в целом по линии Красного Креста СССР, было впечатляющим.

Квалифицированное содействие оказывали врачи окружных госпиталей из Душанбе и Ашхабада. Первоначально это были нештатные группы медицинского усиления (ГМУ), в состав которых входили по одному два врача-хирурга, операционная сестра и сестра-анестезистка. Эти группы работали на базе санчастей пограничных отрядов, на линейных заставах, а иногда и в помещениях участковых больниц.

В 1981 году в округе была сформирована первая штатная ГМУ, которую возглавлял майор медицинской службы Борис Николаевич Чернышов, а помогал ему капитан медицинской службы Виктор Павлович Нефедов. ГМУ непродолжительное время размещалась на базе санчасти Керкинского пограничного отряда, а затем передана Душанбинскому госпиталю.

Медицинская помощь стала действеннее с введением в штат Душанбинского госпиталя полевого хирургического отделения, оснащенного автоперевязочной, санитарным транспортом, штатными медицинскими укладками. В межбоевой период врачи и медицинские сестры врачевали раненых и больных в стенах госпиталя, а для обеспечения операций со всем имуществом выдвигались в тот или иной отряд. На месте развертывали автономное хирургическое отделение. Нередко палатки этого отделения помещались в аэропорту. Как только приземлялся вертолет с ранеными, хирурги и анестезиологи-реаниматологи начинали проводить противошоковую терапию (обезболивание, инфузию крови и кровезаменителей), выполнять первичную хирургическую обработку, иммобилизацию. При необходимости выполняли и сложные хирургические операции. Как только раненому становилось легче, его вертолетом отправляли в Душанбе для дальнейшего лечения и реабилитации.

С нарастанием боевых действий, при применении современных видов стрелкового оружия, гранатометов, массированного минирования дорог и объектов существенно увеличилось число раненых и контуженных.

Но четко организованные лечебно-эвакуационные мероприятия позволяли в течение первых суток доставить на лечение в госпиталь 60% пострадавших. Неоценимый вклад внесли экипажи вертолетов Марыйской эскадрильи, Душанбинского авиационного полка, экипажи вертолетов, прикомандированные из других пограничных округов. Усилиями врачей в строй было возвращено 93% раненых.

При оказании интернациональной помощи народу Республики Афганистан в период с 1979 по 1989 год погибло 518 пограничников. Из них от тяжелых ран в госпиталях округа умерло трое.

Среди погибших был один врач, капитан медицинской службы Герман Яковлевич Кокшаров, выпускник Военно-медицинского факультета Томского медицинского института, уроженец поселка Бисер Пермской области. Вечная тебе память, Герман Яковлевич!

В Афганистане стало ясно, что военно-медицинс­кую службу нужно укреплять, расширять штатное число врачей и медицинских сестер, увеличивать коечный фонд маломощных окружных госпиталей, учить врачей в Военно-медицинской академии вопросам организации и тактики медицинской службы, военно-полевой хирургии и военно-полевой терапии.

Эти нелегкие задачи были решены в ходе войны врачами-организаторами военно-медицинского отдела ГУПВ КГБ СССР, который с 1981 года возглавлял полковник медицинской службы Виктор Алексеевич Алышев.

Усилиями командования до 1987 года в Среднеазиатском пограничном округе была почти в два раза увеличена коечная мощность окружных госпиталей. В Ашхабадском госпитале построены неврологический и инфекционный корпуса, столовая, склады, гараж. В Душанбинском госпитале открыты патолого-анатомическое отделение, новый корпус для хирургических и терапевтических больниц.

В подмосковном Голицыно в 1979 году заложили центральный госпиталь. Благодаря настойчивости коллектива госпиталя, возглавляемого Александром Прокопьевичем Горячевским, 1 марта 1984 года была открыта первая очередь. В хирургическое отделение начали поступать на лечение и реабилитацию раненые из Афганистана.

Был решен вопрос и с подготовкой врачей в Военно-медицинской академии им. СМ. Кирова. На командный факультет и в клиническую ординатуру были направлены врачи, получившие боевой опыт. Этот опыт и сегодня востребован. На границе продолжают стрелять.

Валерий ЗАВИРОХИН.

На прием к доктору собирался весь кишлак

Подполковник медицинской службы Дробышев Олег Витальевич

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Подполковник медицинской службы Дробышев Олег Витальевич. Окончил военно-медицинский факультет Томского мединститута. С мая по ноябрь 1980 года, а также в 1981 году находился на территории Республи­ки Афганистан в должности старшего врача мотома­невренной группы Мургабского погранотряда.

С 1995 года - в Западном региональном управлении ФПС России.

Подполковник Олег Дробышев - потомственный врач. В его семье и дед, и мать были врачами, поэтому, когда встал вопрос о выборе жизненного пути, долгих раздумий не было. Не колебался он и тогда, когда представи­лась возможность пройти суровую школу Афганистана.

- За полгода службы в высокогорных районах Афганистана принимать участие в боевых действиях ни разу не приходилось. Задачи подразделений, входивших в группировки «Сархат» и «Базай-Гумбат», в которых проходила моя служба, были иными. Суть их сводилась к строительству укрепрайона и помощи, которую оказывали наши войска, охраняя, совместно с афганскими сарбозами, государственную границу Афганистана. На практике эта помощь состояла в совместном патрулировании границы. Причем такой отряд, как правило, состоял из двух-трех сарбозов и двадцати наших пограничников, сопровождающих афганцев. Тем не менее, официально считалось, что афганцы сами, своими силами, охраняют границу.

Мотомангруппа, где я служил, располагалась на территории древней полуразрушенной крепости, строительство которой предание связывало с именем Александра Македонского. Именно в этих исторических развалинах и разместился мой медпункт.

Служить пришлось бок о бок с сарбозами. Порядки, установившиеся в афганской армии, порой просто шокировали советских солдат и офицеров, привыкших к строжайшей дисциплине. Впрочем, и бытовые условия, в которых находились афганцы, не шли с нашими ни в какое сравнение. Если советские пограничники жили в собственноручно выкопанных землянках, то афганцы - в больших палатках, где у каждого солдата имелись в личном пользовании кровать и тумбочка. То ли от шибко хороших условий службы, то ли из-за природной строптивости, то ли в силу иных каких-то обстоятельств, но афганцы периодически выражали свое недовольство теми или иными порядками. Так, в один из дней, в расположение нашего подразделения пришел командир сарбозов, младший лейтенант.

-  Зачем пришел? - спросил его.

-  Да вот, меня выгнали.

-  Как выгнали?

-  Сказали, что они себе нового командира выбра­ли...

Благо, с подобным проявлением «демократии» на­шим офицерам сталкиваться не приходилось. Тем не менее, в такой дикой, непривычной ситуации никто не растерялся. Быстро приняли решение, доложили вышестоящему командованию, разоружили «бунтовщиков», которые вели себя при этом на удивление мирно.

Вскоре прилетел афганский комиссар, который сразу занялся наведением порядка. Методы воспитания, применяемые комиссаром, также поражали своей простотой и, в то же время, необычностью. Они заключались в самом элементарном и банальном мордобитии. Причем комиссара никто не пытался остановить или удержать от подобных действий. Казалось, что избиение подчиненных - вполне рядовое и обыденное явление в афганской армии. Правда, комиссар не полагался всецело на свою дубину, поэтому он периодически проводил митинги, на которых стремился словом воздействовать на распоясавшихся солдат. Впрочем, дей­ствуя такими методами, ему довольно быстро удалось успокоить волнение в рядах сарбозов. Половину афганцев, признанных зачинщиками, комиссар забрал с собой, а поведение оставшихся больше не вызывало нареканий.

Как складывались отношения с местными жителями? По-разному, но в целом дехкане были весьма лояльно настроены к нашим военнослужащим.

Пребывание советских войск в Афганистане было им даже выгодно, поскольку в этих высокогорных районах сельскохозяйственные культуры просто не росли. Здесь главной ценностью был скот. Все продукты питания, производство которых не было связано с животноводством, завозились извне. Прежде, до ввода советских войск в этот район, у местных жителей существовал натуральный обмен с соседним Пакистаном, и то только летом, когда открыты перевалы. С появлением советских воинов всякая торговля с Пакистаном прекратилась - в итоге Советский Союз вынужден был кормить афганских горцев. Конечно, мы не могли предоставить им изобилие продуктов, но та еда, которую получали афганцы, была вполне доброкачественной.

Политикой в тех краях интересовались мало. Местное население даже понятия не имело, кому принадлежит власть в стране, какие события происходят в столице. В жизни горцев все шло своим чередом. Казалось, никакие изменения не могли поколебать их унылую, однообразно текущую жизнь. Так, в Базай-Гумбате, как и в прежние времена, хозяйничали четыре бая. На них работали батраки, набранные из «односельчан», и такое положение считалось в порядке вещей. С этим никто не боролся. Впрочем, по большому счету, и бороться было некому. В функции наших войск борьба с местными угнетателями не входила, а местной власти, как таковой, и не было. Поэтому фактически вся долина, как и встарь, работала на этих четырех баев. Дехканин, весь год пасший скот бая, получал за свой труд одного или двух баранов. Стоит ли после этого говорить о том, что народ там очень бедный.

Тяжелые условия жизни, нищета, скудное питание, суровый климат не лучшим образом сказывались на здоровье афганцев. Заметно было, что они намного отстают в своем развитии. Встретишь, к примеру, какого-то небольшого, худенького паренька, по виду подростка. Спросишь:

- Сколько тебе лет?

- Двадцать пять...

В то же время какой-нибудь дряхлый на вид старик на самом деле имел от роду не более тридцати пяти лет.

И в этом повинны все те же тяжелые условия жизни. Так сложилось, что афганцы до двадцати пяти лет отставали в своем развитии, а после того, как преодолевали этот возрастной барьер, начинали резко стареть. Вполне естественно, что почти каждый местный житель обладал целым «букетом» различных заболеваний. Все беззубые. Только один раз посетил их стоматолог, который повыдергивал их шатающиеся зубы. В результате нечем стало есть.

В целом, афганцев лечить было сложно. Много трудностей создавал существующий языковой барьер. Дело в том, что местные жители разговаривали на фарси, а из наших солдат и офицеров никто этим языком не владел. Вышли из этой ситуации так: нашли сарбоза, владевшего киргизским языком, который переводил с фарси на киргизский, а затем наш разведчик переводил с киргизского на русский. Так и общались.

Частенько приходилось общаться с пациентами и напрямую, без участия переводчика. Как правило, так случалось тогда, когда приходилось работать на выездах, в отдаленных кишлаках. Прибытие доктора афганцы встречали с энтузиазмом, собирался чуть ли не весь кишлак, выстраивалась очередь - доктор приехал, сейчас всех лечить будет. Переводчик, который сопровождал врача в поездках, как правило, самоустранялся, и врачу приходилось общаться с пациентами, что назы­вается, на пальцах.

- Что у тебя болит? - обращаешься к афганцу. - Голова (трогаешь свою голову)?

Тот согласно кивает и тоже показывает на свою голову. Но то же самое проделывают еще человек пять, стоящих вслед за ним. Дескать, и у них головы болят. Ладно, выдашь всем им таблетки. Подходит новый пациент, спрашиваешь теперь у него:

-  Что у тебя болит... Живот (показываешь на живот)?

Афганец согласно кивает, но за ним еще пять человек повторяют его движения. Пытаются убедить тебя, что и у них живот болит.

Был такой случай. Однажды прибежал местный житель, сказал, что в кишлаке женщина умирает. Долг есть долг. Собрался и поехал. Уже на месте осмотрел больную. У нее был «острый живот», поэтому требовалась срочная операция, которую ей могли сделать только в Оше. Прилетел специально вызванный вертолет, что­бы забрать женщину. Но неожиданно воспротивился муж:

- Я за нее калым платил. Не отдам...

Мужик попался упрямый - так и не отдал. Вертолет улетел пустым. Что случилось с той женщиной потом, умерла ли она, осталась ли жива - неизвестно.

Впрочем, сами афганцы порой использовали помощь Советского Союза в своих интересах, зачастую прибегая к обману. Так, осенью 1980 г. наши войска покинули район кишлака Сархат, оттуда стали посту­пать тревожные сигналы. Афганцы сообщали, что якобы русские заразили их какой-то неизвестной болезнью, от которой местные жители умирают в большом количестве. О сложившейся ситуации доложил в Москву. Оттуда прилетели представители, которые занялись изучением всех обстоятельств на месте. Вывод, который они сделали, ознакомившись со сложившимся положением, был неожиданным. Оказалось, что у местных жителей просто закончилось продовольствие. Им нечего стало есть, начался массовый голод, и афганцы, чтобы выпросить себе продовольственную помощь, выдумали легенду о загадочной болезни!..

За время службы в Афганистане приходилось зани­маться самыми разными делами: и хозяйственные вопросы решал, и проверки несения службы нарядами проводил, и даже в «секретах» доводилось лежать. Помнится, как устраивали засаду на душманского лазутчика, который, по данным разведки, забрел как раз в район кишлака Базай-Гумбат.

Запечатлелся в памяти четырехкилометровый подъем по зимнему склону при полной экипировке, с оружи­ем. Это расстояние группа покрывала примерно за полтора часа. На место приходили мокрыми, как мыши, надевали предусмотрительно захваченные с собой тулупы и залегали в засаде на долгих три часа. За это время успевали промерзнуть до костей. Через три часа приходила долгожданная смена...

Так продолжалось несколько дней. Правда, лазутчика обнаружить не удалось - за это время он ничем себя не проявил...

Высшая награда

Подполковник медицинской службы Куликов Валерий Семенович

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА Подполковник медицинской службы Куликов Валерий Семенович. Родился 12 июня 1953 г. в г. Семипалатин­ске Казахской ССР. В 1980 году окончил военно-меди­цинский факультет Томского мединститута. Службу в пограничных войсках начинал в Гродековском отряде Тихоокеанского погранокруга. В 1981-1983 годах служил на территории Республики Афганистан в должности начальника медпункта мотоманевренной группы. Затем в течение 12 лет проходил службу на Камчатке. В ЗРУ ФПС с 1996 года - главный психиатр военно-медицинского отдела. Награжден медалью «За отличие в охране государственной границы СССР».

- В первый раз в Афганистан я попал в июне 1981 года. В то время о войне, которая шла на территории этой страны, вслух не говорили, а уж тем более о том, какую роль играют там наши пограничные войска.

Я вошел в состав группы офицеров Тихоокеанского погранокруга, которой предстояла командировка на неопределенный срок. Местом предписания был ука­зан город Пяндж, и только в кулуарах высказывались смутные предположения о том, что на самом деле нам придется принять участие в оказании интернациональной помощи афганскому народу. Ничего не прояснил и инструктаж у начальника штаба округа. Словом, в Пяндж мы прибыли в полнейшем неведении относи­тельно своих дальнейших действий.

В части всех переодели в полевую форму, выдали оружие и распределили по сводным, боевым отрядам (СБО), которые располагались на афганской территории на незначительном удалении от границы с задачей контроля над приграничной территорией. Я попал в СБО, который дислоцировался недалеко от местечка Даштикала. Казалось, до Советского Союза рукой подать - всего 15 километров, 5 минут полета на вертолете, но словно перенесся в другую эпоху: примитивные хижины, жители, никогда не видевшие врача.

Нам тоже приходилось непросто, условия жизни и работы были далеки от цивилизованных. На пустом месте ставили палатки, вагончики, огораживались колючей проволокой. У меня для выполнения своих врачебных обязанностей не было не то что отдельной палатки, но даже многих самых необходимых инструментов и лекарств. На все случаи жизни я имел лишь простейшую аптечку - жгут, бинт, набор таблеток, которая умещалась в маленькой сумочке. Случись что-нибудь серьезное, вряд ли с таким «арсеналом» я мог бы оказать необходимую помощь.

К счастью, ни ранений, ни тяжелых болезней в отряде за время моей командировки не было. Хотя засады на путях возможных передвижений боевиков выставлялись нами каждую ночь, но успеха они не приносили - разведка и у бандитов работала неплохо, так что до активных боевых действий дело, как правило, не доходило. Поэтому большую часть времени мне приходилось выполнять обязанности строевого командира, и только изредка возвращаться к своей врачебной профессии. Причем доводилось не столько лечить своих солдат, сколько консультировать местных жителей. Наши разведчики для завязывания контактов частенько предлагали афганцам обращаться за помощью к русскому доктору, чем те и спешили воспользоваться. Возможности оказывать серьезную помощь у меня из-за отсутствия всех необходимых медикаментов не было, но не избалованным лекарствами афганцам помогали даже самые простейшие таблетки, и они, как правило, уходили довольные.

Вот в таких условиях пролетели полтора месяца командировки, и я вернулся в Тихоокеанский пограничный округ, но, как оказалось, ненадолго. В конце 1981 года советское правительство приняло решение о расширении присутствия пограничных войск в северных провинциях Афганистана, согласно которому все пограничные округа должны были сформировать подразделения, укомплектованные личным составом, оружием и боевой техникой. В Тихоокеанском округе такая мотоманевренная группа была создана в ноябре 1981 года в поселке Камень-Рыболов.

Большинство офицеров, прошедших летом стажи­ровку в Афганистане, было включено в состав ММГ, я был назначен начальником медпункта. На этот раз мое хозяйство было значительно большим - хорошая аптека, оборудование, пять помощников - фельдшеров. Не только медслужба, но и все остальные вопросы обеспечения жизнедеятельности мотомангруппы отрабатывались тщательно: проводилось боевое слаживание, обслуживались вооружение и техника, комплектовались тылы. В Афганистан мы должны были вступить готовы­ми к любым неожиданностям.

Когда формирование группы было завершено, мы загрузились в эшелон и двинулись в Термез. Это была самая долгая поездка за всю мою жизнь: целых 17 суток тащился эшелон по дорогам Дальнего Востока, Сибири и Средней Азии. Уже тогда для нас, медработ­ников, нашлось дело. У одного солдата воспалился ап­пендикс, и беднягу пришлось снять с поезда, в походных условиях нами был вскрыт абсцесс. Случались и другие заболевания.

Тем не менее, большая часть личного состава ММГ прибыла в Термез здоровой и продолжила подготовку к переброске в Афганистан. Здесь наш медпункт был доукомплектован медицинским имуществом по нор­мам военного времени и обзавелся собственным сани­тарным автомобилем.

Новый, 1982-й год ММГ встретила неподалеку от Термеза в самых спартанских условиях: пески, барханы, среди них - палатки, в которых в эту праздничную ночь даже не было света. Однако никто и не думал жа­ловаться на трудности жизни - все знали, что главные испытания еще впереди. Через несколько дней вытянувшаяся в колонну ММГ ночью перешла Аму-Дарью.

Местом дислокации был определен город Ташкурган, находящийся в 90 километрах от границы, как раз там, где дорога Термез-Кабул начинала подниматься в горы. Наши соседи потом нам говорили, что мы сумели разместиться лучше всех: действительно, место было очень живописным - заброшенный дворец какого-то давно забытого шаха, кругом сады и редкие сосны, бассейн. Толстые стены забора вокруг надежно прикрывали от шальных пуль. Пригодных для жилья построек во дворце оставалось немного, так что почти все они были отведены под склады, однако нашлись места и для штабов и офицерского общежития. Не был забыт и медпункт, получивший отдельную комнату, которая простынями была перегорожена на две части. Одна служила мне спальней, а во второй оборудовали амбулаторию и лазарет.

Личный состав разместился в закопанных в землю палатках, которые постепенно переоборудовались в блиндажи. Поскольку с деревом для их строительства в Афганистане было плохо, с успехом использовались ящики из-под 120-миллиметровых мин и снарядов для БМП. Результат получился превосходным! Вторую зиму все жили уже в блиндажах.

В работах по обживанию пролетели короткие зим­ние дни, никаких операций в это время не проводи­лось. Лишь когда были поставлены последние Ограждения и минные поля, мы смогли приступить к активным действиям. Задачей первой же операции стала очистка Ташкургана от бандформирований. Нас они всерьез не беспокоили, но стрельба в городе была явлением почти привычным, поэтому результаты акции оказались впечатляющими. Оружия и боеприпасов изъяли очень много, зато потом в городе целых два месяца не раздавалось ни единого выстрела.

К сожалению, не обошлось без жертв. По нелепой случайности на нашей же мине подорвался начальник ММГ майор Бушин, спасти его жизнь не удалось.

Подобного рода операции проводились потом постоянно. Один только Ташкурган «чистили» еще три раза, но результаты были уже гораздо скромнее. «Духи» как-то умудрялись вычислять время наших акций и ус­певали уходить из города.

Понятное дело, что во всех этих действиях приходилось принимать участие и мне: нельзя же на такое серьезное дело отправляться без врача. Ведь даже сейчас, в мирное время, при проведении обычных учебных стрельб требуется присутствие медика, что ж тогда говорить о боевой обстановке, где в любую минуту могло потребоваться все мое умение для спасения чьей-либо жизни. Да, врач был одной из самых нужных фигур в войсках, поэтому и в отпуск я поехал позже всех остальных офицеров, бессменно проведя в Афганистане девять долгих месяцев.

Во всех операциях нашей мотомангруппе, можно сказать, везло. Хотя раненые поступали ко мне после каждой серьезной стычки, но все эти ранения были достаточно легкими и по-настоящему серьезных случаев было лишь несколько.

Запомнился такой эпизод. Выехавшая в дозор БМП подорвалась на мине. Взрывной волной проломило днище в десантном отсеке, но находящемуся там солдату только оторвало фаланги пальцев на левой руке и сильно ушибло голень. Впоследствии он рассказывал, как за долю секунды до взрыва что-то заставило его пересесть со своего места на другое, и уже через мгновенье там, где он только что сидел, зияла дыра. Жалко, конечно, поврежденную руку, но если бы не счастливая случайность, парень, скорее всего, погиб бы.

Происходили и совсем уж курьезные эпизоды - на войне всякое бывает. Вот один из них.

Проводилась операция по «зачистке» одного из кишлаков. Лето, жара. Кончилась питьевая вода. Пришлось ехать в Шиберган за добрую сотню верст. А какая это езда - пустыня, бездорожье, люди совсем изнемогали. В голове мутилось от зноя и жажды, так что солдаты, забыв обо всем, чтобы только облегчить муки, начинали пить воду из канистр, предназначенную для технических целей, набранную из грязных арыков. Наконец, добрались до лагеря пограничников в Шибергане, на территории которого имелась артезианская скважина. Уже все напились вволю, но тут подходит какой-то офицер и говорит: «Мы эту воду не пьем, в ней повышенное содержание солей магния». Поскольку соли магния оказывают слабительное действие, легко представить себе, во что превратилась обратная дорога. Постоянно приходилось останавливаться и поджидать то одну машину, то другую, ждать, пока наши бойцы успокоят свои взбесившиеся желудки. Смех смехом, но мне, как врачу, работы хватило.

Вообще же болезни нас посещали не часто. Желтуха, которой в соседней ММГ, размещавшейся в Мазари-Шарифе, переболело полсотни человек, нас почти не затронула, поскольку все наши солдаты были привиты еще перед отправкой. Беспокоили разве что укусы скорпионов да обычные солдатские болезни, но народ у нас был в целом крепкий - мало кто прослужил меньше года, так что трудности преодолевали успешно. Чаще приходилось лечить местных жителей, которые, как почти везде в Афганистане, сталкивались с настоящей медициной впервые.

Много еще разных событий произошло за эти месяцы. Обо всем не вспомнишь, не расскажешь, не напишешь. Как и везде, бывали примеры и мужества, и разгильдяйства. Только цена и того, и другого здесь, в отличие от условий мирного времени, была гораздо выше. Чтобы эта цена не выражалась в оборванных или изломанных человеческих жизнях, нам, медикам, при­ходилось применять все свое искусство, так что высшей наградой за мою деятельность в Афганистане является сознание того, что большинство моих сослуживцев вернулись домой здоровыми и невредимыми.

С автоматом, скальпелем и... бормашиной

Майор медицинской службы Брусницын Сергей Викторович

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА Майор медицинской службы Брусницын Сергей Викторович. Родился 1 января 1960 года в Читинской обла­сти. Закончил медицинский институт по специальнос­ти врач-стоматолог. В 1985 году призван на действи­тельную военную службу в пограничные войска КГБ СССР. Служил в Московском погранотряде Среднеазиатского пограничного округа, неоднократно бывал в Афганистане. С ноября 1992 года - врач-стоматолог Даурского погранотряда Забайкальского пограничного округа. С декабря 1995 года - в Западном региональном управлении ФПС России, начальник медпункта ОКПП «Миллерово». В настоящее время - начальник медицинской службы - начальник медицинского пункта отряда пограничного контроля «Белгород». Награжден орденом «За службу Родине в Вооружен­ных Силах СССР» III степени, медалями «За боевые заслуги», «За отличие в охране государственной границы СССР».

Советско-афганскую границу пересекали на бронетехнике, сопровождающей колонну. Это была первая афганская командировка для врача-стоматолога Московского пограничного отряда лейтенанта медицинской службы Сергея Брусницына. Вместе с группой врачей он прибыл для оказания медицинской помощи пограничникам мотоманевренных групп. Янги-Кала, Чахиаб, Тути - и далее по всем «точкам», где расположились «зеленые фуражки».

- В каждой мотоманевренной группе размещался свой медпункт, - вспоминает Сергей Викторович. - Палатки, вкопанные в землю, по сути полуземлянки, врач и два фельдшера. Основным недугом была болезнь Боткина. Причем не из-за низкого качества воды, как принято считать. На «точках» пробуривали собственные скважины, так что питьевая вода была более-менее сносная. И на выставленные в отдалении заставы воду привозили из арыков, прогоняли через фильтры. В большинстве случаев причина заболеваний заключалась в несоблюдении элементарных мер личной гигиены. Самый простой пример: пришел солдат в столовую, а руки «забыл» помыть...

Так что помимо практической врачебной помощи медики проводили усиленную разъяснительную работу по профилактике заболеваний.

Потом была вторая командировка, третья, десятая... Сергей Викторович летал за ранеными, подменял уходящих в отпуск врачей ММГ.

...В районе Старого Рустака наши пограничники попали в засаду. Завязался бой. Раненых оказалось немало, причем как пограничников, так и сарбозов. Это был первый случай, когда лейтенант медицинской службы Сергей Брусницын на практике столкнулся с огнестрельным ранением. Разумеется, во время учебы в институте все студенты-медики изучали курс военно-полевой хирургии. Но одно дело теория...

Пуля угодила солдату в бедро и застряла чуть ниже коленного сустава. Благо, что прошла по мягким тканям, не задев кость. Да и у фельдшера уже был опыт подобных операций.

- Конечно, волновался, - признается с улыбкой Сергей Викторович. - Боялся кровотечения. Копались долго, часа полтора, и по раневому каналу все-таки достали пулю.

А тяжелораненых - на «борт», и срочно в Душанбе...

Свое стоматологическое оборудование врач перевозил в ящиках из-под мин и УРСов (управляемых реактивных снарядов). На «точках» были свои дизеля, так что подключить электричество не составляло особого труда. Вот такой передвижной стоматологический кабинет.

За помощью обращались многие, как пограничники, так и, особенно, местные жители, которые зачастую впервые видели врача, тем более стоматолога. Но помимо родной бормашины частенько приходилось брать в руки и скальпель, и другие медицинские инст­рументы. Однажды довелось даже проводить ампутацию. Это было уже незадолго до вывода войск, в 1988-м. Во время минометного обстрела местный житель по­лучил «ранение с раздроблением кости нижней конечности», а попросту - ноги. Но привезли его сарбозы только на пятый день. Рана была запущена, началась гангрена.

-  Пилку по кости еле отыскали. А вот с рашпилем (чтобы обточить, закруглить кость) было сложнее. Пришлось использовать технический. Отмочили его в бензине, сняли ржавчину. Раненому вкололи шесть кубиков промедола (это для афганцев все равно, что для нас общий наркоз), так что операция для пациента прошла безболезненно, он ничего не чувствовал. Света не было, оперировали под лучами ФАСов, практически в антисанитарных условиях.

На этой «точке» я пробыл еще около двух недель, прооперированного мной афганца несколько раз доставляли на осмотр. Колол ему антибиотики. Пошел процесс заживления...

И еще один своего рода неординарный случай запомнился Сергею Викторовичу.

На прием к врачу привели опять-таки местного жителя. У того на лице было что-то вроде огромного жировика. На этот раз у Сергея Викторовича уже был подобный опыт еще по работе на «гражданке». Сделал афганцу операцию, удалил ужасный нарост. А через некоторое время узнал, что его пациент ушел к «духам». Оказывается, того не брали в банду именно из-за жировика на лице, считая кем-то вроде прокаженного.

- Так что, получается, именно я помог ему попасть в банду...

За время многочисленных афганских командировок не раз доводилось Сергею Брусницыну не только выполнять свои непосредственные врачебные функции, но и принимать участие в боевых действиях с автоматом в руках. Ходил в засады, попадал под минометный обстрел. Но судьба, видно, была благосклонна к нему - защищала от ранений и контузий, оставляя врача для помощи сослуживцам.

Обратно, в Союз, Сергей Викторович вернулся в тот самый день, 15 февраля 1989 года, и уже в звании капитана медицинской службы. Пограничный Пяндж пересек на последнем «бэтээре» вместе с начальником оперативной группы.

Потом была служба в суровом Забайкалье, в знаменитой Даурии. Затем - Западная группа Пограничных войск (ныне Западное региональное управление ФПС России).

В 1996 году, во время чеченской войны, майор медицинской службы Сергей Брусницын полгода находился на боевой стажировке в Дагестане в должности начальника медицинского пункта сводной маневренной группы. Там и довелось мне познакомиться с ним, живя в одной палатке и, что называется, деля вместе «все тяготы и лишения».

Ныне Сергей Викторович - начальник медицинской службы - начальник медицинского пункта отряда пограничного контроля «Белгород». Аккуратная борода и усы несколько изменили его внешний облик, не убавляя в его душе бодрости и задора. Да еще он по-прежнему скуп на рассказы об афганском периоде. Больше вспоминает о своих сослуживцах, с кем довелось встречаться по ту сторону Пянджа. Это капитаны медицинской службы М. Малевич, С. Хамидуллин, М. Булдаков, капитан В. Чебаев, подполковники И. Харковчук, А. Чечулин. Ныне большинство из них - старшие офицеры, генералы. Михаил Юрьевич Булдаков возглавляет отделение искусственной почки Центрального клинического военного госпиталя ФПС России, подполковник медицинской службы; Игорь Афанасьевич Харковчук - заместитель начальника Западного регионального управления, генерал-майор; Виктор Николаевич Чебаев - начальник отдела кадров ЗРУ, полковник.

А служба продолжается: нелегкая пограничная служба, ответственная работа врача. Две эти профессии стали для майора медицинской службы Сергея Брусницына единой, слившись в беспокойную, но необходи­мую, как воздух, жизненную суть, - ту, что зовется призванием.

Олег ПОСТНИКОВ.

Спина к спине

Полковник медицинской службы Наумов Сергей Петрович

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА Полковник медицинской службы Наумов Сергей Петрович. Родился 14 января 1959 года в г. Томске. В 1982 году окончил военно-медицинский факультет при Томском медицинском институте. С 1982 по 1994 год проходил службу в КСАПО на должностях: врач ПМП Небит-Дагского пограничного отряда, врач ДШМГ Керкинского пограничного отряда, начмед Керкинского пограничного отряда, начмед окружного госпиталя (г. Ашхабад). В 1994 году переведен в Отдельный Арктический пограничный отряд. С декабря 1996 года - главный терапевт Арктической пограничной группы ФПС РФ. В 1997 году назначен на должность начальника военно-медицинского отдела АРУ ФПС РФ.

Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», двумя медалями «За отличие в охране государственной границы», афганскими наградами.

С него можно смело писать портрет русского былинного героя: высок, крепко сбит, широк в плечах. Одним словом - настоящий сибиряк. И, казалось бы, совсем не под стать его внешности - доброта, человечность, острый ум и тончайший юмор. Наверное, именно такой «экспонат» был «ответственным по вселенной», когда появился на свет образ знаменитого Василия Теркина. С такими как он всегда легко: и в радости, и в печали. И только стальные, как бы присыпан­ные пеплом глаза, выдают в нем повидавшего много в своей жизни человека. Это - полковник медицинской службы Сергей Петрович Наумов, врач по призванию, по образованию и по профессии.

Первые в своей медицинской карьере шаги он сде­лал еще на пункте скорой помощи, где работал фель­дшером. Здесь он познал почем «фунт лиха». Но это время всегда вспоминает, как золотое. Было трудно, но он был молод!

Потом учеба в институте. Там Сергей Петрович впервые надел военную форму. Надо заметить, что к службе в армии он с детства относился с большим уважением. Поэтому и пошел служить с желанием.

Место службы не выбирал, поехал туда, куда на­правили. Так он оказался в Небит-Дагском пограничном отряде КСАПО. Обстановка на границе была тяжелой. Шла война в Афганистане. И все ее «прелести» Сергей Петрович очень, скоро испытал на себе. Местом первого боевого крещения стал г. Ташкурган. Сюда лейтенант медицинской службы С. Наумов десантировался в составе заставы ДШМГ.

Блокированная банда была многочисленной, но ее прижали крепко. «Духи» предпринимали попытки прорыва, которые не увенчались успехом. Тогда они начали «просачиваться» по арычной системе мелкими группами. Путь им преградили пограничники ДШМГ. Среди них был и лейтенант Наумов - в полной экипиров­ке, с радиостанцией и врачебной десантной сумкой через плечо.

Что он помнит о том бое? То, что сначала на душе было очень тревожно. Тревожно от неизвестности, от того, что дома осталась жена с маленькой дочкой (вот-вот ожидалось рождение второго ребенка), от того, что все это происходило не в кино, а наяву. Но рядом были боевые офицеры - его товарищи. О них Сергей Петро­вич вспоминает с гордостью. Это майор Сергей Алексеев, капитаны Анатолий Турулов, Владимир Радчук, лейтенант Юрий Лопушко. Они спокойно и уверенно делали свое дело. И эта уверенность цементировала цепь наших солдат.

Не обошлось и без комичного. Об этом эпизоде Сер­гей Петрович вспоминает с умилением: «Только почувствовал под ногами твердую землю, увидел пулеметную очередь. Именно увидел, а не услышал. Даже успел ощутить ее горячее, обжигающее дыхание. Вдруг услышал крик: «Лейтенант, ложись». Оглянулся - рядом за пулеметом по-хозяйски расположились старший сержант и ефрейтор. Они смолили «чинарик», передавая его друг другу. Залег. Ефрейтор спросил, давно ли я в Афгане. Ответил, что минут семь. «Ну ничего, - многозначительно, с видом бывалого воина сказал он, - пройдет». (После я узнал, что оба солдата воевали уже полтора года).

Действительно, прошло, точнее, все эмоции отошли на второй план. Началось прочесывание местности, и был получен сигнал: «В цепи «горячий». Это появился раненый. Осколком гранаты он был ранен в бедро. Солдат лежал молча и смотрел на лейтенанта. Сергей Петрович понял, что люди в него верят, ждут от него помощи, и углубился в свою работу: остано­вил кровь, сделал перевязку, обезболивающий укол и приступил к эвакуации раненого. К счастью, в том бою он был единственным.

Потом были пленные. Их вытаскивали на свет божий из схронов. Офицер впервые увидел перед собой «духов». Но у него не было к ним никакой злобы: обманутые, полуголодные, полураздетые, грязные. Складывалось впечатление, что они явились сюда из средневековья. По сути своей - это были такие же люди.

Такие же... Но они стреляли в наших ребят, а зачастую и убивали.

Это случилось в августе 1984 года в районе Куфабского ущелья. Одна из застав ДШМГ попала в засаду и понесла значительные потери: 5 пограничников погибло, 9 тяжело ранено. Основные силы десантников поспешили на помощь сражающимся товарищам. Заслоны противника были сбиты. Глазам уже опытного военврача предстала тяжелая картина. Пограничники вели бой, что называется, «спина к спине». Раненые оставались в цепи и продолжали вести огонь. Тяжелым оказывал помощь фельдшер заставы сержант Сергей Данилич. Сергей Павлович сразу же включился в дело. Неравная схватка продолжалась всю ночь. Но как мужественно и геройски держались наши мальчишки!

Буквально рядом по «духам» вел огонь рядовой Владимир Очкур. В расчете АГС он остался один. Но продолжал бить по вспышкам, отвлекая внимание противника от раненых товарищей на себя.

Получив ранение, в грудь не покинул поля боя ефрейтор Василий Бурлаченко. Превозмогая боль, он помогал эвакуировать тяжело раненных.

Сложное ранение коленного сустава получил ефрейтор Андрей Шуленин. Превозмогая боль, он просил: «Товарищ старший лейтенант, оставьте меня, по­могайте тяжелым».

Особо заметен был своей богатырской статью старший сержант Владимир Поршнев. Отличный спортсмен, кандидат в мастера спорта по гребле, он переносил на себе к «вертушкам» тела погибших и тех, кто не мог передвигаться самостоятельно.

К концу боя эвакуированы были все - и живые, и мертвые. Одни, чтобы подлечившись, вернуться в строй, другие, чтобы навсегда залечь в родную землю. Всех их до единого Сергей Петрович помнит поименно. После того ущелья война для него продолжалась еще долгих 5 лет. Вплоть до ее полного окончания в Афганистане. Как воевал Наумов - говорят его боевые награды. О себе он всегда рассказывает неохотно, все больше акцентируя внимание на заслугах своих боевых товарищей. Но каждый из нас прекрасно понимает, что стоит за этой показной скромностью.

Группа «Щука»

Полковник медицинской службы Шишанов Александр Николаевич

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Полковник медицинской службы Шишанов Александр Николаевич. Родился 14 марта 1951 года в поселке Яко-кут Алданского района Якутской АССР. В 1976 окончил Омский государственный медицинский институт, в 1978 - военно-медицинский факультет при Томском медицинском институте.

Срочную службу проходил с 1970 по 1972 гг. В 1978-1981 гг. - врач-психоневролог ПМП пограничного отряда, в 1981-1983 - врач-хирург ПМП пограничной комендатуры, 1985-1987 гг. - начальник ВМС - начальник ПМП погранотряда, 1987-1989 гг. - старший ординатор терапевтического отделения госпиталя г. Ашхабад. С 1989 г. по настоящее время - начальник терапевтического отделения пограничного госпиталя. Награжден медалями «За отличие в охране государственной границы СССР», «От благодарного афганско­го народа». Женат, воспитывает двух сыновей.

- Более 15 лет прошло с тех пор, как я в последний раз побывал на земле Афганистана. Все это время ста­рался вычеркнуть из памяти названия далеких селений и людей, с кем пришлось там встречаться, чтобы лишний раз не будоражить душу воспоминаниями. Боль­шая часть из них - хорошие, но есть и такие, которые снятся только в кошмарных снах. Все, кто там был, помнят то крайне неприятное ощущение, будто ты на «мушке». Окончательно оно прошло года через полто­ра, как я покинул те места, но иногда возникает снова и тянет за собой цепь переживаний.

Во время боевых операций ведение личных запи­сей, мягко говоря, не поощрялось, а боевые донесения давно лежат в архивах. Меня выручили записные книжки, куда я второпях записывал основные сведения о раненых и больных, диагнозы и даты, места, откуда их эвакуировали.

В 1980 году я служил в Райчихинском пограничном отряде. Тогда стали поступать первые сведения о введении наших войск в Афганистан. Вскоре отдельные офицеры отправились на «боевую стажировку» на границу с ДРА. Через несколько месяцев они возвращались на места своей службы возбужденные и немногословные. У большинства офицеров отряда возникала ассоциация с событиями в Испании середины 30-х годов. Некоторых из прибывших удалось разговорить. Они рассказывали невероятные по тем временам вещи. «Жили на точках и блокпостах, патронов навалом, стреляй сколько хочешь, ящик гранат под кроватью... Перехватили караван из Пакистана, там оказалось все - от оружия до медикаментов...»

Большинство, конечно, втайне мечтало попасть в такие условия и испытать себя. Поэтому когда я полу­чил распоряжение убыть для прохождения дальнейшей службы в Среднеазиатский пограничный округ в конце 1981 года, встретил назначение без энтузиазма. Одно дело съездить на стажировку, другое - служить на границе рядом с Афганистаном, видеть его, но туда не попасть. Заблуждение вскоре рассеялось.

Распределение прибывших врачей в Ашхабаде шло сложно. Две недели ждали хоть бы одного офицера из медотдела, те находились на воюющих участках границы. А когда оно все же состоялось, мне не нашли места службы. После долгих утрясок выяснилось, что вакантно место врача-хирурга комендатуры «Калайи-Хумб» Хорогского погранотряда. «Горная Швейцария» - выразился образно один из местных специалистов. Туда я и отправился.

В середине апреля меня откомандировали в ПМП части. Большая часть отряда в тот период оказывала помощь одной из высокогорных застав, где сгорели все постройки и жилые помещения. За работой незаметно пролетела неделя, стали возвращаться офицеры, приехал и начальник ПМП Оборин А.Н. с обгоревшим от солнца носом. «Ночью там холод до -40°, а днем жарко, как в печке», - рассказывал он. На следующее утро в столовой встретил начальника штаба майора Савина. После доклада он поинтересовался, готов ли у меня тревожный врачебный чемодан. После утвердительного ответа спросил, знаю ли я, что через десять минут выезжаю с группой в Афганистан. Любое большое дело начинается с большой неразберихи, - заключил я про себя и пошел собираться.

Когда построились, оказалось, что среди полностью экипированных, одетых в камуфляж бойцов с автоматами, подсумками, касками и рюкзаками я выглядел как белая ворона: в зеленой фуражке, летнем пальто, полуботинках, с чемоданом в руках. Тем не менее быстро погрузились в машины и выехали колонной в сторону моей комендатуры. На каждой заставе по пути следования собирали бойцов, где трех, где пять человек, присоединилось и несколько офицеров. К концу поездки (двигались двое суток) набралась внушительная сила. В Калайи-Хумбе, где мы остановились минут на двадцать, переодеться не удалось. Начальник колонны категорически запретил покидать машины. Так мы добрались до первой заставы в кишлаке Нульванд, где уже разместился солидный отряд пограничников, командированных отовсюду. Собралась и большая команда офицеров, которых кое-как разместили в комнате для политзанятий и других помещениях заставы. Личный состав располагался где придется, благо становилось тепло. Со стороны это было похоже на цы­ганский табор - суета, костры и постоянный гомон: кого-то строили, где-то проводили занятия. Здесь я познакомился с управлением своей десантно-штурмовой группы (ДШГ). Командиром был назначен майор Шутов Юрий Николаевич, а по чуть измененной начальной букве его фамилии группу окрестили позывным «Щука». Заместителем стал капитан Мещеряков или «дядя Витя», как его все называли - и бойцы, и офицеры. Разведчик - капитан Савенков Михаил Иванович, мой сосед по квартире в комендатуре. Группу саперов возглавил прапорщик Володя Шишкунов. Нам определили подчиненный личный состав - около сорока рядовых и сержантов.

Первые занятия организовывал «дядя Витя»: он расстелил плащ-палатку, разобрал автомат, что называется, до последнего винтика. Потом разговор перешел на основные моменты боев в условиях гор и высокогорья, о тактике и поведении отряда при нападении про­тивника. Этот опыт побывавших в боях был бесценен. Оказалось, при боестолкновении надо сразу расстрелять весь магазин в сторону противника, чтобы создать необходимую плотность огня, и лишь затем переходить на прицельную стрельбу очередями. Сразу возник вопрос о безопасности: как быть - заряжать автомат при движении группы или нет. Бои в горах скоротечные: пока снимешь автомат с предохранителя, передернешь затвор - уже можешь стать мишенью. Я для себя решил так: дослать патрон в патронник и ставить на предохранитель. При необходимости - всего одно движение и можно открывать огонь. Вместе со всеми проводил занятия: по оказанию первой помощи при ранениях и травмах себе и товарищам. Индивидуальные пакеты выдали всем, многие имели по два, а что­бы был всегда под рукой, вкладывали в приклад автомата.

Вместе с тем я продолжал попытки съездить в комендатуру. Вскоре у меня появился «товарищ по несчастью» - мой фельдшер прапорщик Мережко В.И., который привез в группу хлеб на машине, здесь его и «тормознули». Он вообще оказался в рубашке и брюках навыпуск. Совместными усилиями мы дошли «до самого верха», которым был представитель командования округа Герой Советского Союза полковник Бубенин Виталий Дмитриевич. Разговора поначалу не получилось. Выслушав кучу упреков в кабинете, мы ретировались без всякой надежды. Тем не менее ночью меня разбудили, дали УАЗик и три часа на экипировку. Днем на дорогу до комендатуры уходил час, поэтому пришлось «включать форсаж». Представляю, какой я поднял переполох среди ночи в комендатуре и у себя дома, но полутора часов хватило на все. Камуфляжа у меня не было - еще не подошел срок получения. Сделал просто - надел «пэша», прежде сорвав погоны, хромовые сапоги с подметкой на микропоре - удачная вещь в полевых условиях. Вместо громоздкого металлического ящика «скорой помощи» взял брезентовую фельдшерскую помощь, куда положил большой флакон синтомициновой эмульсии, йод, зеленку, бинты и необходимые медикаменты: шприц-укладку на спирте, сто­матологические щипцы. В указанное время был на месте. Еще два дня «загорали». Попутно экипировка про­должалась: всем выдали патроны в количестве «сколь­ко надо», по две гранаты Ф-1 и РГФ, продпаек на трое суток. После укладки я понял, что тащить такой вес «не радость» и бегать с таким мешком вряд ли уда­стся.

28 апреля 1982 года началась высадка. В местечке Рохак - бывшей 1-й погранзаставе отряда, от которой, правда, остались только каменные стены и сад, на моторной лодке через Пяндж состоялась переправа. По 5-7 человек быстро переправились на афганскую сторону и заняли пустующие постройки в километре от берега. Ранее там уже находился блокпост наших групп, поэтому мы занимали обжитые места. Рядом были окопы для круговой обороны. После размещения вечером произвели пристрелку подходов и близких троп и стали ждать дальнейших распоряжений. Разведчики быстро «растворились» в сторону близлежащего кишлака Флен выяснять обстановку. С «точки» хорошо было видно, как на месте переправы появились два БТРа, развернулась и батарея 120-мм минометов. 30 апреля группа сарбозов и ополченцев около 40 человек ушла вверх по ущелью от Флена, но часа через два-три началась стрельба: попали в засаду. Уйти оттуда удалось лишь единицам. Бой длился весь день. Вскоре появились вер­толеты, стали бомбить ущелье. Подключилась и мино­метная батарея: три сильных выстрела, пауза минуты две, затем приглушенные хлопки разрывов. Лишь третьего мая две наши группы стали выдвигаться в сторону этого ущелья, называемого Даргакским по названию кишлака, километрах в восьми от Пянджа.

Впереди шли человек 50 сарбозов, за ними отряд ополченцев во главе со своим начальником Махмадом Базором - маленьким крепышом в малиновом свитере в постоянном окружении двух верзил атлетического сложения (личной охраны). Затем двигалась передовая группа под руководством «дяди Вити», основная группа и замыкающая, которой командовал я: три бойца шли впереди и четверо сзади. По узкой тропе подошли к ущелью. Здесь пришлось идти по мостикам - в скалу над стремниной были вбиты колья, перевязанные ивовыми прутьями - сооружение сомнительной надежности. Но прошли удачно - без потерь. Передвигались медленно, осматривая складки местности, но ничего подозрительного не заметили. Тем внезапнее было начало боя. Вдруг впереди зарокотало, как будто одновременно включились тысячи швейных машин. Моя группа рассыпалась и залегла. Все изготовились, но не стре­ляли. Мы находились ниже метрах в пятидесяти основной группы.

Бой разгорался, заработали наши пулеметы, автоматические гранатометы. Эхо гуляло по ущелью, приходилось кричать, чтобы понять друг друга. Через пару минут мы определили место, откуда были выстрелы, сами обстреляли его, развернули АГС, дали очередь. Часть гранат ушла выше, но весь участок мы накрыли. Разведчик с пятеркой бойцов поднялись вверх по склону, где нашли большую нору с гильзами и следами крови. Бой к тому времени закончился, заслон противника отошел вверх по ущелью. Моя группа собралась в полном составе. Как оказалось, в этой свистопляске никого не зацепило. С офицерами провели «военный совет» - обговорили ситуацию. Решено было собрать стариков из Флена и во главе со старостой отправить в Даргак для выяснения ситуации. Если банда разрешит вынести раненых и погибших, мы пообещали не обстреливать кишлак. Через час процессия вернулась, с телами погибших - с выколотыми глазами, без ушей, без носов, с отрезанными головами и распоротыми животами. Скорбная процессия через наши ряды продолжалась до наступления ночи. Мы в это время из камней сложили укрепления на случай ночной атаки. Первая половина ночи периодически нарушалась стрельбой, затем часть укреплений затопило водой: «духи» пустили воду из речки по другому руслу, где мы и располагались. Впотьмах разместились на незатопленных участках и так скоротали ночь. С утра началась бомбар­дировка вертолетами и силами минометной батареи. Затем мы выдвинулись в кишлак. Банды там не оказалось, следов нашего обстрела и бомбардировки тоже. Я с трудом нашел несколько воронок от бомб, дома прак­тически не пострадали. Провели «зачистку» кишлака - практически никого. Население нашли сарбозы - под одним из валунов была пещера, откуда выбрались около двадцати человек, затем мы закидали ее гранатами. Опрашивая население, установили, что банда ушла вверх по течению речушки и ущелью к кишлаку Муштив, где готовит сюрприз для «шурави».

Мы стали готовиться к дальнейшему движению.

Солнце пекло невыносимо, мешал рюкзак, от каски болела шея, внимание рассеивалось. Километра за три от Муштива мы остановились. Впереди почти сходились две скалы, как две стены, по одной из них шла тропа, открытая на всю длину, ни одного укрытия. Идеальное место для засады. Стали совещаться. Задачу поставили достичь Муштива не позднее следующего дня. Двигаться вперед было крайне рискованно. Шутов разложил карту образца конца пятидесятых годов: на ней отмечена еще одна тропа по вершине хребта, у основания которого мы сидели. «А что если подняться по любой тропе и обойти это место? - предложил я. - Ведь склон не отвесный, идти можно и без альпинистского снаряжения». Подумали, посидели, других предложений не появилось. Через кошару местного пастуха, входной дверью у которого была дверь от вертолета с неразбившимся стеклом, стали карабкаться вверх. Через 10 минут подъема застрочили автоматы передовой группы, которая нарвалась на засаду. Противник, видимо, тоже не ожидал нас и, поспешно отстрелива­ясь, ретировался. Одну из впадин, куда ушли «духи», решено было разбомбить. Вызвали вертолеты, которые оперативно прибыли нам на помощь. Шутов настроил радиостанцию на частоту «бортов», удобно улегся на валун в виде кресла и стал наводить их на цель. Высота, с которой велась бомбежка, была около пяти километров, вертолеты мы почти не видели и с интересом наблюдали, как от одной из «вертушек» отделилась точка и стала быстро расти в размерах. Первым среаги­ровал «дядя Витя». «Ложись!» - подал он команду, и мы старательно вжались в землю. Бомба взорвалась метрах в пятидесяти от нас. Здорово тряхнуло, Шутова зацепило осколком по каске, он тряс головой и матерился. Мы продолжили восхождение, но вскоре с валуна свалился на камни «дядя Витя» и сломал ребро. Я на ходу сделал ему блокаду вокруг перелома, и мы двинулись дальше. Ни госпитализироваться, ни отдавать своего мешка «дядя Витя» не стал, как его ни уговари­вали. Ночевали на склоне. Оказалось очень удобно спать в каске - как на подушке, только надо найти удобную ямку для фиксации каски. Среди ночи кто-то взял меня за голенище и зажал рот: «Тихо, «духи» рядом!» - И вкратце объяснил: «Группа у них шла, кто-то, видимо, упал, автомат дал выстрел. Когда увидишь очередь трассером, стреляй туда! Буди остальных, но тихо!» Я тоже растолкал тех, кто был рядом, и приготовился к стрельбе. Когда ночь разорвала очередь, засветился весь склон. Ощущение было таким, будто говорил вулкан. Не хотел бы я оказаться на том месте, куда мы стреляли. Через пять минут все закончилось, но спать уже не хотелось. С рассветом движение продолжили, и хотя склон стал положе, кислородное голодание уже ска­зывалось. Через каждые 20-30 шагов приходилось останавливаться для отдыха. К концу дня мы с трудом добрались до перевала, откуда был виден и Муштив, и все подходы к нему. На ветру было довольно холодно. Нашли ровный участок, обложились рюкзаками, выставили охрану и, прижавшись друг к другу, заснули.

Когда проснулся утром, почувствовал сильный зуд в руках, посмотрел: обе кисти по тыльным сторонам и пальцы покрыты пузырями, как от ожога. Поговорил с ополченцами, те через переводчика рассказали, что здесь есть отрава, похожая на укроп. Если она попадает на мокрую кожу, то вызывает что-то вроде ожога. Пришлось лечиться самостоятельно.

С утра стали выходить на склон выше Муштива, который вскоре подвергся бомбардировке бортами Ми-8 и Ми-24. Через два часа мы подошли к кишлаку. Сарбозы и ополченцы пошли на проческу. Жителей и здесь оказалось немного. Установили, что банда ушла накануне вечером через закрытый снегом перевал в Куфабское ущелье. Многие обморозились, часть погибла. Банда расстреляла последних пленников, взятых в Даргаке.

Через день нас сняли вертолетами. Местный доктор, приехавший к знакомому пастуху, обработал мне руки, сняв последние пузыри, перебинтовал с мазью и подтвердил рассказ ополценцев о химической природе ожога «альпийского укропа». Попутно рассказал пару занятных историй на эту тему.

На следующий день мы готовились к переброске в Куфабское ущелье. Собравшись с офицерами, подвели краткие итоги операции: задание выполнено, потерь нет. «Дядя Витя» продолжал морщиться при поворотах, а я не знал, куда сунуть руки: отекшие и в бинтах, они не входили в карманы.

«Первый бой мы не выиграли, - подумал я про себя, - но и не проиграли. Банды здесь уже нет».

К сожалению, всю эту войну мы также не смогли выиграть, хотя и не проиграли.

Из журнала «Ветеран границы», № 1-2, 1999 г.

Врачи-«афганцы» вспоминают

Михаил СТЕПАНЬКО

ИЗ ММГ «ШОРА»

Степанько Михаил Иванович родился 20 марта 1958 г. в Ленинградской области. В 1975 г. поступил в Читинский мединститут. После четвертого курса перевелся в Томский мединститут на воен­но-медицинский факультет. В 1981 г. был распределен в Отдельную авиаэскадрилью (г. Раквере). С 3 января 1982 г. по 26 мая 1983 г. - Афганистан, мотоманевренная группа. После командировки вернулся в Прибалтийский погранокруг. Служил в Багратионовске в должности врача ПМП. В 1986 г. поступил в ординатуру Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова. С 1988 г. проходит службу в ГКВГ ФПС России, полков­ник медицинской службы, главный терапевт госпиталя.

Дыхание знойного Афгана он ощутил впервые в 1981 г. перед выпуском из Томского мединститута, когда в его стенах слушатели прощались с выпускником 1980 г. старшим лейтенантом Волковым. Выполняя интернациональный долг, офицер погиб, оказывая медицинскую помощь раненому десант­нику. Но тогда Михаилу Степанько ка­залось, что война далеко и его не кос­нется. Коснулась - и довольно скоро. Месяцы, проведенные в Афганистане, навсегда врезались в память...

 За полтора года афганской службы мне пришлось курсиро­вать в основном между населенными пунктами Меймене, Андхой, Мазари-Шариф и Шибирган. Извечно перед глазами пыльная дорога, сыпучий песок на зубах от непредсказуемого ветра-«афганца». Но иногда открывался иной, приятный взору вид - так называемая «зеленка». В зеленой зоне обычно протека­ла какая-нибудь речушка, и кишлаки здесь тянулись на несколько километров вдоль глав­ной дороги. Почему вспоминается именно об этом? Как раз в Меймене стояла первая ММГ, а моя, «шибирганская», чуть дальше. В секретных радиограммах и сводках она имела кодовое наименование «Шора».

Однажды, проходя через такой кишлак, мы были обстреляны из гранатомета. «Духи» проделывали в дувалах отверстия (бойницы) для своих гранатометов и «буров». После чего с внешней стороны дороги дыры эти слегка замазывались глиной, чтобы не вызвать подозрения у разведчиков. Когда колонна проходит через кишлак, все эти отверстия «оживают», одновременно подбиваются первая и последняя машины, затем в неразберихе ведется прицельный расстрел колонны.

С группой, в которой нахо­дился я, произошло что-то вро­де этого. Граната кумулятивного снаряда прошла под катками и днищем головной БМП и пробила ее насквозь. Механика-водителя осколок брони ранил под левую лопатку. Находящийся в машине начальник заставы капитан Петр Полуэктов занял его место и сумел вывести машину из-под обстрела. Я в то время ехал на машине авторемонтной мастерской на базе ЗиЛ-130. Пограничникам удалось прорваться через засаду. По рации связались с БМП и из десантного отделения перегрузили раненого механика-водителя. Я быстро уложил парня на перевязочный стол, провел первичную хирургическую обработку раны и удалил осколок. Несмотря на то, что осколок был приличный и находился глубоко в ране, парень был в сознании и несколько раз произнес одну и ту же фразу: «Доктор, спасибо, вы свое дело сделали, мне нужно вести машину, я уже готов воевать даль­ше». Он даже собирался встать и уйти, но все же его отправили в госпиталь.

Другой эпизод. Во время одной из операций начальник резервной мангруппы обратился ко мне с просьбой осмотреть солдата, который не может уснуть уже вторые сутки. В боевой обстановке каждый специалист на счету. Мангруппа выполняет боевой приказ, а этот солдат - наводчик крупнокалиберного пулемета Владимирова танкового (КПВТ). Сели мы с солдатом лицом к лицу, разговорились. Он рассказывал о том, как накануне два его друга погибли, и он провел у их тел тревожную ночь. До этого воевал, как играл, а сейчас словно что-то слома­лось в душе - так сказалась на психике смерть близких ему друзей. Понятно - стресс. Я посоветовал отправить его в Союз. Но командиры резко воспротивились: «Вы что, это же классный наводчик, он стоит многих...» Нелегко было убедить офицеров отпустить его. И наутро вертолет увез его в Союз.

...Неприятности были уже позади, и мы подошли к Андхою, где была расположена наша застава. Когда спешишь на базу после трудного перехода или операции, состояние однозначное: быстрей бы помыться, поесть и отдохнуть. И тут мы попадаем во вторую засаду. Дважды за день - это редкость.

Зашли в городок. Домики все низенькие, заброшенные. Но заброшенность эта только кажущаяся - именно с этой стороны и следует ждать удара. По­этому мы всегда формировали колонну в следующей последовательности. Первыми шли БТРы. Обычно, если БТР наезжал на мину, у него отрывало только колесо. После подрыва БМП смертельных случаев было гораздо больше.

Ситуация протекала очень скоротечно. Первый БТР был обстрелян из гранатомета. В нем находились лейтенант Евгений Шкляр и командир противотанкового взвода лейтенант Евгений Скрябин. Им удалось на большой скорости проскочить на базу. Я вместе с начальником штаба находился в другом БТРе. В такой ситуации необходимо было так же быстро проехать опасное место, что мы и сделали. А вот батарея наша встала из-за какой-то машины прямо в начале въезда в городок. Комбат старший лейтенант Геннадий Бедняков принял решение развернуть подразделение. Встали по обочинам дороги в арыках и открыли огонь по противнику. Сложность таких операций состояла в том, что с нами почти постоянно находились так называемые «группы защиты революции». Эти люди, когда прочесывали кишлаки, порой ничем не отличались от «духов».

Когда мы выскочили из зоны обстрела, начальнику штаба до­ложили о том, что появился раненый и нужно вернуться в кишлак. Встали у обочины. Спускаюсь вниз через боковой люк - лежит раненый солдат. Сразу обезболил его промедолом. Голова в крови, в области лба глубокая рана. Накладываю повязку. Рядом лежит каска, у которой передняя часть пробита. Выстрел был явно из «бура». Эта винтовка бьет на два километра и под прямым углом может пробить даже броню БТРа. Первое впечатление при взгляде на раненого было однозначное: проникающее пулевое ранение в голову. Но помню, еще тогда меня смутило, что отверстие в каске не ровное, а рваное. Погрузили его в БТР, вышли из зоны боя и успешно посадили в вертолет для отправки в госпиталь.

Прошло время, и мне сообщили, что неправильно поставил диагноз: оказывается, у парня было осколочное ранение, а не пулевое. Как же так, ведь выстрел был точно в лобную часть каски? Оказалось, парень «родился в рубашке»: пуля, попав в каску, отрикошетила вверх, при этом разорвав металл. Осколок и вызвал рану. Фамилия у этого ефрейтора была Бурый. Узнав, что он остался жив, доктора перекрестились и мрачно пошутили: «Бурого «бур» не берет!»

А тяжесть рейдов, ужасы и страдания войны скрашивали свои Василии Теркины, которые то острым, юморным словцом, то душевной песней согревали обожженные души. Часто вспоминаются ребята из ММГ «Шора», прапорщики Саша Бошар, который великолепно исполнял бардовские «афганские» песни, и Дима Елаев, извечный юморист, не унывающий в любых условиях.

Бывали и «небоевые» случаи. Однажды солдатик очень торопился на какой-то фильм и умудрился упасть, да так, что вывихнул предплечье. Чтобы вправить кость, по науке надо было сделать рентгеновские снимки, дабы исключить перелом. Но нарастал отек. Вертолетов не ожидалось и я, дабы облегчить человеку страда­ния, обезболил и впра­вил вывих. Наложил гипсовую лангету, приготовил к эвакуации. Парня удалось эвакуировать только через три дня. А через две недели он снова был уже на базе.

Что здесь помогло? Скорее всего - внутреннее чутье, осно­ванное на знаниях, полученных в Томске. Именно поэтому я с благодарностью часто вспоми­наю своих учителей-медиков полковника Риппа и подполков­ника Иващишина. Что же каса­ется практики, то ее дал мне Афган. Конечно, лучше бы этой войны не было, а опыт пришел бы с годами. Но тех дней из жиз­ни уже не вычеркнуть.

Георгий МОГИЛЬНИЦКИЙ

КАК ЭТО БЫЛО

Нам не хватало воздуха

на горных перевалах,

Мечтали о воде мы

в пустыне Регистан.

Кричали мы от боли

на койках медсанбатов,

И все-таки по-доброму

мы помним наш Афган.

(Юрий Слатов)

Могильницкий Георгий Леопольдович, 1952 г. рождения, главный стоматолог ФПС России, полковник медицинской службы. В 1974 г. окончил Московский медицинский стоматологический институт. До 1989 г. служил в Среднеазиатском погранокруге. В Республику Афганистан выезжал неоднократно с июля 1980 г. по февраль 1989 г. (Баламургаб, Калаи-Нау, Кайсар, Карабах, Чашма-Инджир, Меймене, Андхой, Шибирган).

В Главном клиническом военном госпитале работает с 1989 г. Награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах» 3-й сте­пени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За отличие в ох­ране Государственной границы СССР», «За отличие в воинской служ­бе» 1-й степени, а также медалями ДРА.

После окончания Московского медицинского стоматологического института я сразу был призван на военную службу в пограничные войска и в августе 1974 г. прибыл в далекий и жаркий поселок Тахта-Базар. Это был самый южный в Союзе погранотряд с пограничной комендатурой в Кушке, который охранял достаточно протяженный участок советско-афганской границы.

Постепенно у меня, как и у всех пограничников, вырабо­тался некоторый стереотип в отношении линии государственной границы: незаконно пересекать ее не позволено ни­кому. В таком относительно спокойном и размеренном ритме протекали первые годы моей службы и лечебной работы на южной границе СССР.

Ситуация изменилась в 1978 г., когда в конце апреля нас всех подняли по тревоге. Что-то непонятное происходило на сопредельной территории. Через некоторое время сообщили, что в Афганистане произошла революция, к власти пришла Народно-демократическая партия во главе с Тараки.

29 декабря 1979 г. 5-я гвардейская мотострелковая дивизия пересекла Государственную границу СССР. Было не­сколько жутко от того, что такая армада перешла границу. В разговорах между нами в те часы звучал один вопрос: «Неужели это война?» И тут же старались опровергнуть эту версию, мол, наведут порядок, окажут помощь и вскоре вер­нутся. И ребята вернулись, но только не все и не вскоре, а через долгих девять лет.

По-настоящему впервые с афганской войной я столкнулся в июле 1980 г. Прозвучавший рано утром по телефону условный сигнал поднял меня с постели, и через 25 минут, получая оружие, я услышал доклад дежурного: «Вооруженное вторжение на кашу территорию, нападение на пограннаряд, ранен старший наряда ефрейтор Анатолий Река». Первой из расположения части выехала машина медслужбы во главе с ее начальником старшим лей­тенантом медицинской службы Виктором Тарасовым (в настоящее время - полковник медицинской службы, начальник отделения реанимации ГКВГ). На участке заставы шел бой с афганскими душманами, которые перешли границу. На помощь заставе уже выехали и вступили в бой пограничники комендатуры. Раненый боец был в машине, ему оказали помощь и выехали с поля боя нам навстречу. В комнате досуга мы оказали Анатолию первую врачебную помощь. Состояние его было критическим, но он стойко держался. Раненого загрузили в машину. Тарасов поехал на заставу, где продолжался бой. Я же сопровождал раненого в райбольницу. Обгоняя все машины, постоянно сигналя, на большой скорости машина мчалась в поселок. В районной больнице нас уже ждали оповещенные реаниматолог и хирурги. Когда мы несли в реанимационную палату раненого, я спросил Анатолия, как самочувствие, тот ответил: «Ничего, нормально». Это были его последние слова. Врачи ничего не смогли сделать, ранение оказалось смертельным.

Помню, как потом мы сидели в кабинете вместе с врачом ПМП старшим лейтенантом медицинской службы Валентином Карякиным (ныне - полковник медицинской службы, начальник Окружного госпиталя в Воронеже) и не могли в течение получаса о чем-то говорить, настолько угнетающе подействовала на нас гибель пограничника. Затем В.М. Карякин достал журнал учета больных, записал данные, на секунду задержался у графы «Ис­ход заболевания», потом вместо протокольного слова «Умер» сво­им каллиграфическим почерком аккуратно вывел: «Погиб при защите Государственной границы СССР».

Это было первое «дыхание» Афганистана, это была первая боевая потеря в нашем погранотряде. Основные действия пограничников в Афганистане были еще впереди. А В.М. Карякину предстояла служба в Кабуле и в боевом пограничном отряде г. Керки, В.М. Тарасову - служба реаниматологом в госпитале г. Душанбе. Впереди были раненые, участие в боевых операциях, наши потери, выезды для оказания помощи непосредственно в места дислокаций. Но до сих пор у всех нас остался в памяти этот первый смертельно раненный пограничник.

Сегодня мы обязаны вспомнить о наших боевых подругах - женах. Им досталось самое тяжелое: провожать нас в неизвестность и ждать. А мы в то время порой недооценивали это. Трудней всего было тем, кто жил в поселке, где дислоцировался пограничный отряд.

Там все на виду, и невозможно было скрыть все секреты. Ввод войск, первые боевые столкновения, первые раненые, первые потери - все это происходило на их глазах. А когда в санчасть привозили раненых, жены офицеров и прапорщиков прибегали и искали среди них своих мужей.

К сожалению, все это не прошло для них бесследно. Вспоминается мне такой эпи­зод. В конце марта 1981 г. весь погранотряд подняли по тревоге. На этот раз банда душманов вновь вторглась на нашу территорию, в бою погиб наш пограничный наряд. Был получен приказ уничтожить банду. На бронетехнике мы пересекли границу и с боями продвигались вглубь афганской территории до ука­занного места, где окопавшись, остановились лагерем. Поступила информация о наличии большого скопления бандформирований в районе нашей дислокации, это же сообщили по рации в отряд.

И в это время небо заволок­ло густыми тучами и пошел снег. Погодные условия оставили нас без связи на трое суток. В пограничном отряде уже хо­дили самые печальные слухи и предположения.

Об этом стало известно и нашим женам. К счастью, никаких боевых столкновений за это время не произошло. Вскоре погода наладилась, прилетели вертолеты, подоспела помощь и боевая операция продолжилась. Вроде бы обычная войсковая операция, но мне она запомнилась на всю жизнь, потому что после ее окончания я впервые увидел у своей жены седые волосы.

Все мы, офицеры, прапор­щики, сержанты и солдаты, отмечены орденами и медалями за ратные подвиги в Афганистане. А как оценить подвиг наших жен? Видимо, трудно придумать такую награду. Поэтому в этот день мы все должны поклониться в пояс своим женам за их терпение, выдержку и стойкость.

В 1981 г. меня перевели в Ашхабадский окружной госпиталь. С этого времени я вылетал в Афганистан по своей специальности. Работать приходи­лось далеко за полночь, и в палатках, и в землянках - нагрузка была колоссальной. И все это выполнялось в местах дислока­ций наших ММГ, в условиях далеко не приспособленных для таких видов работ. Вдвоем с зубным техником от такой нагрузки мы очень уставали. Но эта усталость быстро отступала, потому что основным критерием нашего труда была благодарность наших солдат за выполненную работу и ощущение того, что со своей стороны мы хоть как-то облегчили их страдания.

Как-то раз мы работали в одной из ММГ вместе с врачом-хирургом госпиталя капитаном медицинской службы Тахиром Чариевым (в настоящее время - полковник медицинской службы, начальник медицинской службы Морского учебного центра в Анапе). К нам привезли раненного в голень афганского солдата. Требовалась ампутация голени. Но среди хирургических инстру­ментов не нашлось специаль­ной пилы, чтобы отпилить часть поврежденной кости. Тогда мне пришла мысль при­менить свою бормашину. С помощью стерильной фрезы кость была отпилена, обработана, и операция завершилась успешно.

Подобных командировок у нас все последующие годы было немало, но основная наша работа была в госпитале, куда поступали раненые из Афганистана. Именно здесь выполнялись первые операции раненным в челюстно-лицевую область. Дальнейший их перевод в Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова в Ленинград был обусловлен отсутствием в то время Центрального госпиталя погранвойск в Голицыне. Из академии приходи­ли краткие сообщения: «Ране­ный прибыл для дальнейшего лечения. Недостатков при оказании помощи на предыдущем этапе не выявлено». Эти скупые строки были для нас высшей оценкой. Значит, все делалось правильно.

Наступил февраль 1989 г. В составе группы медицинского усиления мы выехали в Тахта-Базар обеспечивать вывод на­ших войск из Афганистана.

Судьба распорядилась так, что в том самом поселке, где мне пришлось начинать свою службу и быть свидетелем ввода войск в Афганистан, я стал очевидцем окончания войны. Начальником медслужбы погранотряда в то время был кавалер ордена Красной Звезды капитан медицинской службы Андрей Новиков (в настоящее время - подполковник медицинской службы, ординатор травматологического отделения ГКВГ). Я входил в группу медицинского усиления (ГМУ) в качестве врача-эвакуатора. Некоторое время было спокой­но, все шло по плану. Было отработано взаимодействие с гарнизонным госпиталем в Кушке, в наше распоряжение при необходимости направляли вертолет. И вот 13 февраля поступило сообщение, что выводимая из Афганистана ММГ попала в засаду, подорван БТР, есть раненые. На вертолете я вылетел к месту событий. Всех раненых загрузили на борт вертолета и вывезли. К счастью, все обошлось.

Через два дня мы все смотре­ли по телевизору, как генерал Громов шел по мосту, как его встречал сын. В Кушке накрывались столы для выводимых подразделений. Малознакомые люди заходили в санчасть, поздравляли с выводом войск, приглашали в гости. С наступлением темноты в небо взлетали осветительные ракеты, са­лютуя выводу войск.

Юрий ЛУКОВКИН

Из боевых будней врача-«афганца»

Полковник в отставке Юрий Владимирович Луковкин, Заслуженный врач Туркменской ССР, родился 15 апреля 1933 г. в Саратовской области, в многодетной семье. Пятерых в разные годы у несла дифтерия. Мать умерла, когда Юрию было всего пять лет, а вскоре под Смоленском в 1942 г. погибает отец, на Курской дуге в 1943 г. - старший брат. После окончания войны Юрия вместе с сестрой взяли на воспитание две сестры отца, жившие в Чарджоу. Здесь в 1950г. Ю. Луковкин поступает в медучилище, которое заканчивает с отличием. В 1959г. успешно заканчивает Ашхабадский мединститут. По окончании института он становится начальником клинико-биохимической лаборатории пограничного госпиталя и, по совместительству, работает врачом городской скорой помощи. В1963 г. младшим лейтенантом служит в окружном санэпидотряде. С 1976 г. - старший ординатор инфекционного отделения окружного госпиталя САПО. С1984 по 1994 гг. - начальник лабораторного отделения ГКВГв Голицына. После ухода на пенсию - врач-зксперт Центральной военно-врачебной комиссии ФПС России.

Афганская война застала меня в звании майора медицинской службы на должности старшего ординато­ра инфекционного отделения ашхабадского госпиталя.

Первая моя командировка по спецзаданию в Московский отряд была в мае 1980 г. Тогда нам предстояло организовать работу по медицинскому обслуживанию сводных боевых отрядов (СБО) на той стороне. Это уже позже в этих подразделениях появились врачи, а сначала там были только фельдшеры, санинструкторы и санитары. Таких точек было семь.

На вертолетах облетая места дислокации и СБО, я работал на каждой из точек по два-три дня, оказывал необходимую медицинскую помощь, уточнял и составлял донесения по эпидемиологическому, санитарному и бытовому состоянию данного региона.

Второй раз в Афганистан попал в том же году в ноябре опять на знакомое мне направление, но уже на конкретную точку «Рай-Дара», или, как на­зывали ее в шутку, Рай-Дыра. Располагалась она на высоте более 4000 м.

В июне 1981 г. меня направили уже на точки Пянджского направления. Скажу сразу, в Пяндже было особенно тяжело потому, что послали меня туда на смену начальнику медицинской службы. Позже начали прибывать врачи, после беседы с которыми я отправлял их по точкам. Обстановка, с медицинской точки зрения, была очень неспокойной: свирепствовали гепатит, малярия и лихорадка неизвестной этиологии. В санчасти лежало тогда более шестидесяти больных.

Четвертая моя командировка в Афганистан началась со всем известного в Туркменистане Тахта-базарского направления на точки «Афганский Карабах», «Меймене» и другие.

1983 год. Как и раньше, вер­толетом перебрасывали с точки на точку. В течение одной, а иногда нескольких недель про­водили диспансеризацию всего личного состава. Кроме терапевтических я выполнял обя­занности врача-лаборанта: определял всему личному составу группу крови.

В последний, пятый, раз был в Афганистане в 1984 г. Об­летел снова все направления Тахта-базарского отряда, проводя диспансеризацию. Собственно говоря, этой поездкой и закончились мои спецкомандировки «за речку».

Какая из этих пяти командировок запомнилась больше всего, ответить сложно, поскольку каждый день был насыщен кропотливым трудом медика в непростых условиях, а также неожиданностями, которые подстерегали повсюду. И все же Рай-Дара останется в памяти навечно. Горы обступа­ли с трех сторон. Внизу были речка и аул. Именно с этим местом связаны наиболее сильные впечатления. Жили мы там в палатках. Особенно по ночам было тревожно. В горах часто бродили душманы, чаще всего снайперы, стрелявшие из «бура». Однажды сержант вышел утречком из палатки умыться, и пуля угодила ему прямо в лоб. Тут моя помощь уже не требовалась.

Там же, чуть позже, было и нападение на нашу точку. Так­тика «духов» была, прямо скажем, подлая: гонят к нам стадо баранов, за которыми следуют женщины, старики и дети, а за спинами невинных людей скрываются «духи». Как только они подходили ближе, с их стороны неожиданно открывался огонь. Лояльно настроенные афганцы, находящиеся с нашей стороны, кричали, чтобы женщины ложились на землю, а мы из укрытия расстреливали нападающих на нас.

Что еще можно вспомнить? Непосвященному человеку, в том числе и многим воинам-«афганцам», вряд ли о чем-то говорит имя Аладод. Так звали одного из главарей бандитов, которого ловили все, кто только мог, но он всегда уходил невредимым, принося потом ужасные страдания местным жителям и беспокойство нашим блокпостам и точкам. Казалось бы, хорошо спланированная операция должна принести успех по его поимке, но ничего не получалось.

Однажды наши подразде­ления загнали его в местную мечеть, и все были уверены, что его схватят живым или мертвым, но после штурма храм оказался пустым. Поговаривали потом о подземном ходе, а главное, об Аладоде слагали легенды, как о святом и непогрешимом. А за этим «святым» тянулась масса кровавых дел. Поймать его так и не смогли.

У подножия Рай-Дары был кишлак, где проживала его племянница - стройная, красивая восемнадцатилетняя девушка. О том, что ее охраняли ставленники Аладода, говорить не приходилось, об этом рассказывали даже «хадовцы». Случилось несчастье. Эта девушка нашла, вернее, откопала на одном из своих огородов гранаты и дернула за колечко. Рвануло прилично: убить не убило, а мизинец, безымянный, средний и верхнюю фалангу указательного пальца оторвало. Понятно, что при таких ранах может начаться заражение. Как уж там ее пытались лечить, не знаю, но к нам на точку ее принесли двое дюжих афганцев и попросили оказать помощь.

Я и сержант-фельдшер приготовили все, что было, для такого, прямо скажем, непред­виденного случая. Однако, когда попытался снять с нее платок, чтобы видеть ее болевую реакцию, парни, которые были с ней, сразу же схватились за свои ножи. Оказывается, нельзя! Но мне необходимо было видеть лицо. Предстояла сложная операция: удалить ненужные обломки костей, за­шить обрывки кожи. Наркоза я не мог ей дать, сделал только местную анестезию. Косточки пришлось скусывать. При такой сильной травме нужно видеть реакцию лица, глаз, следить за дыханием. Только после того как пришли разведчи­ки и насильно забрали ее телохранителей, я смог приступить к обработке раны. Пока смыл все то, что было намотано на ее руке, ушли почти все запасы новокаина и физраствора. Через два часа я все сделал: обработал и зашил раны, наложил повязки. Потом ее забрали в аул. Первые два дня ей было очень плохо. Несмотря на то что я дал все имеющиеся медикаменты, организм сразу не мог справиться с такой травмой. «Юра, - говорили разведчики, - у нас есть сведения, что возмущенные родственники собираются тебя убить, не вздумай выходить из палатки ни днем, ни ночью!» Такое известие меня явно не обрадовало. Я предлагал сходить в этот аул и посмотреть ее еще раз. «Ни в коем случае, - говорили «хадовцы», - мы за твою жизнь в ответе перед нашим руководством».

Как известно, афганцы - народ горный и очень неприхотливый. Любые наши таблетки, такие как пенициллин или тетрациклин, в буквальном смысле оказывали на них чудодейственное влияние. Она, видимо, принимала все то, что я прописал. На перевязку посылал фельдшера, который, возвращаясь, докладывал о ее состоянии. Спустя три дня девушка начала поправляться, ей становилось все лучше. Вскоре она и вовсе исчезла из аула. Говорили, что уехала к своим родственникам. Весть о докторе быстро разнеслась по округе. «Слава Богу, - вздохнул я и зло пошутил, - теперь-то уж не убьют...»

«Напрасно иронизируешь, - говорили «хадовцы», - дело теперь обстоит еще хуже. По приказу Аладода тебя собираются украсть. Умеешь хорошо лечить, значит, будешь лечить бандитов». Что я пережил после таких слов, можете себе представить. Естественно, что угрозы и донесения дошли до руководства. Незамедлительно вертолет унес меня на сотни километров от этого «памятного» места, на 12-ю заставу Московского погранотряда. Но это уже другая история.

Работа врача продолжалась, продолжается она и сегодня. В этом весь смысл моей жизни.

Валерий БАСОВ

БОЕВОЙ ОПЫТ ПОМОГАЕТ ДЕЛУ

Полковник Валерий Васильевич Басов родился в г. Ишиме Тюменской области. Окончив среднюю школу, поступил в Тюменский мединститут, затем перевелся в Томский ме­динститут на военно-медицинский факультет. С 1981 г. по апрель 1983 г. служил в Пришибском погранотряде врачом ПМП. С 1983 г. по май 1985г.- Афганистан. Потом - ординатура Военно-медицинской академии в Ленинграде. В настоящее время - начальник психиат­рического отделения Главного клинического военного гос­питаля ФПС России.

Первый раз слово «Афган» я услышал на военно-медицинском факультете зимой 1979 г., когда в Афганистан были введены наши войска. Кто-то крикнул: «Ребя­та, там десантника привезли, го­ворят, из Афгана!» Мы высыпали во двор. Это была одна из первых жертв войны. Убитый действительно оказался десантником, молодым лейтенантом. Было ли страшно, когда смотрел на него? Да, было, но состояние это незаметно прошло. Почему-то казалось, что я с этим никогда не столкнусь, так как буду на границе, а не за ее пре­делами...

Служба, как и судьба, распорядилась иначе.

В апреле 1983 г. меня и на­чальника одной из застав М. Лев­ченко отправили в командиров­ку. Добрались до Термеза, а там на вертолете нас перебросили в Мазари-Шариф. Надо сказать, что база, где я принял все медицинское хозяйство от доктора В. Боброва во врытом в землю блин­даже, была достаточно основательной.

Первое боевое крещение про­изошло в День пограничника - 28 мая 1983 г. Наша ММГ возвращалась после операции. Проверив участок местности, указанный разведчиками, ничего подозрительного мы не обнаружили и возвращались на базу в предвкушении отдыха. Но, проезжая че­рез кишлак Тимурак, попали в засаду...

В тот момент я находился в командно-штабной машине. О стрельбе мы узнали по рации, из нескольких обрывочных фраз: «На нас напали, ведут огонь! Первая машина подбита! Есть убитые и раненые». Затем, через пару секунд, прошло сообщение о том, что то же самое произошло и с БМП, замыкающей колонну. Мы оказались зажаты с двух сторон. В смотровые щели боевой машины был виден лишь черный дым, да слышалось, как звенели и отскакивали от брони пули, выпущенные «духами». Приняли решение - вылезать через нижний люк БМП. Видим, везде трава горит, по земле стелется едкий дым. Чуть впереди, у дороги, арык. Везде идет интенсивная стрельба. Слышу - справа стонут люди и там же свистят пули. Взял сумку и автомат, как прополз от дороги до первых кустов - не помню. Ребята были ранены: один в ногу, другой в живот. Накладываю жгут, перевязываю, ползу дальше. Вспоминать об этом трудно и невыносимо больно. Скажу только, что вся эта суматоха продолжалась где-то около получаса и закончилась так же внезапно, как и началась.

Командование ММГ вызвало по рации на подмогу вертушки. Они постреляли по огневым точкам и, как оказалось, почти зря. Главные силы «духов» уже ушли, тактика укуса себя оправ­дала. Результат моего первого боевого крещения оказался печальный: 20 раненых и трое убитых.

Всех раненых и убитых погрузили в вертолеты и отправили в Союз. А мы продолжили свой путь на базу.

Впредь каждый из нас был более бдительным и осторожным. Первое время я вообще не снимал каску с головы и постоянно носил бронежилет, из БТРа при остановке на марше никогда не высовывался. Все это лишь веселило офицеров. Я удивлялся их смелости, а может, просто безответственности перед жизнью. Увы, через некоторое вре­мя сам стал таким же, как и они. Когда жара за сорок - организм берет свое, лишний, пусть даже необходимый, груз становится обузой. И это нарушение в буду­щем влекло за собой много неприятностей.

Никогда не забуду еще один эпизод. Уверен: любой, кто прошел Афган, знает или наслышан об операции «Мармоль». Отмечу, что к ней у нас в ММГ велась особо усиленная подготовка. Нам даже сообщили, что в отряд за­везли несколько гробов, чтобы потом не ломать голову, где их брать. От ощущения того, что предвидится смертельный бой, каждый, несмотря на видимое спокойствие, был, мягко говоря, взволнован. Наконец этот день настал...

Перед нашим выступлением была очень серьезная артподготовка, затем летчики поработали достаточно успешно, теперь очередь была за нами. Мы подошли к ущелью и остановились перед входом. Стали ждать док­лада разведчиков. Опасались, что, когда колонна зайдет в ущелье, будет взорван его вход. Кстати, тогда чуть так и не вышло. Наши саперы обнаружили, что перед въездом в ущелье за огромной скалой заложен солидный заряд из фугасок. К счастью, после артподготовки все провода, приготовленные к дистанционному взрыву этой махины, были перебиты.

Неожиданное сообщение по радио поступило от начальника ММГ. На одной из тропинок в горах рядом с входом в ущелье на противопехотной мине подорва­лись наши саперы, срочно требовалась медицинская помощь.

В отличие от моего первого крещения, когда жара была за сорок, на этот раз на дворе была зима. Я в тулупе, с шинами, медицинской сумкой и автоматом, взяв в помощники санинструктора, отправился к указанному месту. Наконец, когда до ребят оставалось метров двадцать, один из них мне говорит: «Здесь везде мины, осторожней...» Вот оно, внутреннее противоречие: с одной стороны, я - доктор, нужно спасать людей, с другой - сам могу сейчас взлететь, так и не успев оказать помощь. Вижу - камень. Уверен, что под ним мин быть не должно. Прыгаю, затем на авось наступаю куда придется, пронесло... Накладываю жгут и перевязываю первого, с раздробленной стопой. Он как-то неестественно прыгает, кряхтит, материт весь свет и сам спускается вниз по тропе. Оказываю помощь второму, у него дело серьезнее: и нога, и бок - все в клочья. Делаю обезболивающий укол, накладываю шину, перевязываю и вместе с фельдшером начинаем очень изнурительный спуск вместе с раненым вниз. Как добрались - описывать не буду. Внизу нас ждали. Чуть позже я узнал о том, что наши разведчики вместе с саперами на той тропинке уже после нас разминировали еще несколько мин...

Что еще вспоминается? Местным тоже помогали чем могли: в основном приходили дети, женщины и старики. Болезни у них были почти у всех одинаковые - хронические гнойные заболевания.

В Мармоле, где мы стояли, место было просто сказочное: внизу ущелья бил чудеснейший родник с очень вкусной мягкой водой. Все, кто к нам приезжал, особенно из руководства, шутили, что служба у нас, как на курорте. Именно с этого «курорта» увез я и печальные воспоминания. После одной из операций привезли истекающего кровью солдата. Пришлось срочно грузить его в вертолет и уже в кабине, почти при взлете, ставить капельницу. Я, как доктор, в таких случаях сопровождал раненого непосредственно до аэропорта в Союзе, где нас уже ждала санитарная машина из Термезского погранотряда. Неожиданно давление упало, пульс стал все реже и реже, буквально в течение нескольких минут сердце перестало биться...

Представьте мое состояние, когда сделано все возможное в той обстановке в борьбе за жизнь, а она угасла на твоих глазах.

Пусть земля теперь и во веки веков будет ему и всем, кто погиб в этой бойне, пухом.

Вскоре на этом «курорте» меня сменил доктор С. Краевой. Война продолжалась теперь для него, а значит, продолжалась и наша медпомощь.

Можно было вспомнить и рассказать еще многое из моей «афганской» жизни, где тесно переплетались суровая правда войны с иллюзией, что беда обойдет тебя стороной. Нельзя забыть романтику преодоления сотен километров марша и многое-многое другое, о чем просто не расскажешь, нужно только лично это пережить. Как можно передать словами ощущения почти ежедневных выходов в горы на задания небольшой группой в десять человек? А эти выходы были почти всегда связаны с реальной опасностью нарваться на засаду или быть подстреленным снайпером.

Именно такой жизненный опыт позволяет мне сегодня как психиатру легче понимать проблемы других людей, ободрять их, давать им советы и рекомендации - словом, помогать людям.