Воспоминания пограничников из ММГ-2 "Шибирган"

Из воспоминаний Паукова Николая Петровича, в 1981-83 гг. командир разведвзвода ММГ-2 Шибирган:

В 1981 году мы в составе 2-й ММГ вошли в Афганистан в г. Шибирган, там в чистом поле недалеко от города расположив кругом боевые машины начали строить позиции, сделали окопы, разбили палатки. Начальником ММГ тогда был Саванович, начальником штаба Багрий, замполитом Джемелев, зампотех Киселев, тыловиком Курлянинов, медиками были Степаненко (доктор Миша) и Назаренко (доктор Вова). Начальниками застав были Савинов, Михайлов, Селиванов (дядя) взводом ПТВ командовал Скрябин Женя, Заместители НЗ Лаптев (кудасов), Шкляр (весельчак), Тимошин, взвод связи Белохонов, инженерный Колесников, разведвзвод Пауков, минбатр Поздняков Гена, его зам Буциков. Таким был первый состав ММГ Шибирган. В те годы обстановка была поспокойней, могли на 3-х боевых машинах съездить на 7-ую ПЗ через Андхой, в Андхое останавливались в старой крепости. Больше нас тогда беспокоили походы на Маймане и Акчу.

Из воспоминаний Александра Уварова, в 1981-83 гг. гранатометчик 1-й ПЗ ММГ-2 Шибирган:

Я служил на 1-й заставе БМП наводчиком АГС-17. Наша застава полностью была сформирована на Дальнем востоке. В 1981 г. мы эшелоном прибыли в Керки. Там уже была ММГ из Прибалтики. Заставу БМП прикомандировали к Прибалтийской ММГ. Мы заходили в конце декабря рано утром через 7-ую заставу, наши погранцы открыли ворота и началась совсем другая жизнь. По прибытию Шибирган стали устанавливать палатки. Хорошо помню, шел дождь, была такая грязь... Постепенно вырыли окопы и землянки. Возле опорного пункта 1-й ПЗ была насыпная гора и мы с моим напарником, звали Дамир, сделали огневую точку и установили АГС-17. Свой АГС я приварил на башню БМП, получилось не плохо.

Начальником заставы был капитан Полуэктов Петр Михайлович. Заместитель Лаптев О., политрук Лысенков. Лаптев ушел раньше по ранению, вместо него пришел Савинов. В основном весь наш призыв был с Урала и Татарии.

Первые месяц-два мы никуда не ходили, строили опорный пункт. Пришлось покопать Афганской земельки, в Шибергане кроме офицерских вагончиков (мы их привезли из порта Хайратон) да кирпичной бани было все в земле. Активные боевые действия начались в июне и до самого дембеля. Не раз были в Акче. До нашего ввода под Акчой стоял батальон десантуры, раза два были у них в гостях, но потом они ушли. В июле началась крупная операция под в районе Акчи силами 4-х ММГ и ДШГ. Тогда в Джангаль-Арыке уничтожили банду, взяли много оружия. После небольшого отдыха пошли в Балх, после Балха в Мазари. Осенью «духи» стали взрывать газопровод в зоне нашей ответственности, и мы чистили кишлаки до самого Келифа. На Келифе были поздней осенью 1982 г. Участвовали и в операции по освобождению заложников - наших спецов, захваченных в Мазари. Ходили в Маймане сопровождали колоны.

В 1982 г. погиб Хайрулин Зульфат Халилович, он был гранатометчиком в нашем отделении. Я был свидетелем его гибели. Наши две БМП ночью подняли для сопровождения разведки в район Акчи. И на обратном пути попали в аварию. Зульфат погиб сразу. Это был июнь месяц. А через две-три недели началась операция в Акче. Во время моей службы погиб только Зульфат. Хороший был пацан, у нас койки были рядом.

В феврале 1983 г. ввели Мардианскую ММГ. Она тогда стояла у нас в Шибиргане, а наша ММГ уходила в Меймене, кроме дембелей, ждавших вертушки домой…

Из воспоминаний Юношева Александра, в 1981-83 г. водитель БТР № 767 3-й ПЗ ММГ-2 «Шибирган»:

До ММГ в июле 1981 г. нас 15 бойцов с прибалтийского округа направили учиться на водителей БТР. Занимался с нами сержант Семенов, а проверял и контролировал весь учебный процесс знаменитый капитан Бурлаков. Прошел тоже Афган среди первых, дисциплину держал железную. После учебки он меня оставил у себя на резервной заставе в Раквере, хотя я прибыл с Вентспилса. В октябре 1981 г. стали формировать ММГ у нас в отряде, Бурлаков держал меня до последнего, сначала ушли Долинкин Саша с Лехой Соловьян. А когда не хватило водителей БТР, отпустил и меня. Пригласил к себе в кабинет после мандатной комиссии и сказал как надо действовать когда получим БТРы на месте и многое другое. Говорили, что едем в командировку в Среднюю Азию на 9 мес., а получилось все по-другому.

Месяц готовились в учебном центре Азери, стреляли, закапывались и днем и ночью, затем эшелоном с Кохтла-Ярве отправили до станции Керкичи в Ср. Азии. Получили новые БТР-70, проверили, подтянули и еще месяц готовились в условиях песка и пустыни. Был сначала с наводчиком в первом отделении, а после марша и стрельбы на рубежах нас перевели во взвод управления под командованием нач. 3-й ПЗ капитана Селиванова, как мы его называли "Батя". ММГ стала заходить в Афган в декабре 1981 г., а наша 3-я ПЗ в январе.

ММГ стала заходить в Афган в декабре 1981 г., а наша 3-я ПЗ в январе. Заходили мы самостоятельно, своим ходом. Подняли по тревоге, выстроив в колонну, двинулись в сторону границы. Проходили через 7-ю ПЗ. У моего друга Васи Слободина с 769-го БТРа сохранилась запись, что мы - 3-я ПЗ, пересекли границу 13 января 1982 г. в 15 ч. 35 мин. 

Когда пришли в Андхой увидели бойцов уже таких загорелых, заросших, а мы такие беленькие с Прибалтики. На утро уже повели колонну в сторону Меймене. В районе Файзабада услышали первые выстрелы, затем передали груженую колонну 2-ой ПЗ, приняли от них и повели обратно. Так продолжалось месяца два. Потом отправились на постоянное место дислокации в Шибирган. За городом по направлению на Мазари-Шериф разбили сначала палаточный городок и стали закапываться в землю. Окопами закольцевали точку, выкопали капониры и блиндажи, стали обживаться. Поочередно отделениями оставались на точке, а основной состав уходил на БЗ. Оставаться на точке всегда никому не хотелось, то ли дело на операции, совсем другая жизнь. В Андхое в крепости несли службу помесячно, меняясь с другими заставами, в т.ч. и с резервной.

В марте-апреле 1983 г. ММГ участвовала в оперативно-боевых действиях по поиску банды, напавшей на наряд 8-й ПЗ Керкинского погранотряда. При преследовании банды на мине подорвался экипаж БТРа № 767 3-й ПЗ (водитель Юношев Александр).

    Из воспоминаний Юношева Александра, в 1981-83 г. водитель БТР № 767 3-й ПЗ ММГ-2 «Шибирган»:

    Привели мы колонну с Меймене в Андхой в крепость. А ночью тревога - обстреляли наряд на линейной заставе, один погиб, а другой раненый отстреливался и зацепил духа. Мы выдвинулись на БТРах и БМП в тот район, это было 27-29 марта 1983 г. На броне у меня был десант, разведчик с переводчиком, два дня мы ходили в кишлак, где скрылись духи, нашли кровавые бинты, потом хозяин раскололся, что раненого духа он ночью отправил в Андхой. Возвращались мы на 4-х коробках, два БТР и две БМП, увидев отару, подъехали к пастуху. Три коробки уехали. После переговоров возвратились на дорогу, а ходили след в след, и, перевалив через арык, подлетели на мине. Кругом пылища, БТР откинуло метров на 5, вылез из-за руля ничего не слышу, смотрю - второго колеса слева нет, десант кругом раскидало. Хорошо засады не было. Проверив двигателя, отсоединил кардан с редуктора на мост, и двинулись дальше, затем арык на трех мостах проехать не мог, БМП помогла. Так в глухоте всю ночь ремонтировали БТР, помогали ремонтники.

    Как раз в день нашего приказа на «дембель» 29 марта мы и подорвались на мине. Оторвало вторе колесо подомной, задрало броню, мост пополам... В госпиталь нас не отправляли, контузия постепенно прошла, правда до сих пор, когда нахожусь в тишине, звон в левом ухе стоит постоянно. С Союза вертушками доставили новые запчасти, установили, но при движении стала стружка из редуктора появляться. В общем, БТР № 767 «дембельнули» вскоре после моего «дембеля». «Дембельнулся» я с точки в конце апреля, а из отряда 4 мая. Инструктаж нам давал Дука, воевал с нами, был с резервной заставы. У нас не было никаких знаков, хотя «Батя» и представлял после каждого боевого выхода, но как говорил 101-й: «пусть все останется в памяти». Дука хорошо знал «Батю» и, спросив меня - на кого оставил Петровича, выдал нам полный набор пограничных знаков и сказал: «не позволю так увольняться ребятам, с которыми воевал». Позже уже на гражданке в военкомате вручили медаль "За отличие в охране гос. границы".

Из книги: По обе стороны границы (Афганистан: 1979-1989).- М.: Граница, 1999. -446 с.

Александр Башаро

САМЫЙ ЖАРКИЙ ДЕНЬ В ЖИЗНИ

Старший прапорщик Башаро Александр Прокофъевич родился 10 августа 1958 года в деревне Малышевка Почепского района Брянской области. Службу проходил в Прибалтийском округе. В 1980 году закончил первый курс школы прапорщиков в г. Черняховке Калининградской области. В боевых действиях на территории Афганистана участвовал с 19 января 1982 г. по 25 апреля 1983 г.: Шиберган, командир взвода обеспечения мангруппы. Награжден медалями «За боевые заслуги», «За отличие в охране государственной границы СССР». В Западной пограничной группе с июня 1993 года.

Самой трудной за период моей службы в Афганистане была операция в Джузджанской провинции в населенном пункте Эр-Акш (прим. вероятно Эракли). Случилось это в июне 1982 года. Нашим подразделениям предстояло провести операцию по блокированию кишлака. В нем, по донесениям разведки, собралось шесть главарей моджахедов с многочисленной охраной. Две наши мотоманевренные группы поддерживала рота сарбозов. Выведя за пределы населенного пункта местных жителей, душманам предложили сдаться. Однако они на это никак не отреагировали. Началось прочесывание кишлака. Первыми выступили бойцы афганской армии. Их встретила ураганная стрельба: боевики были вооружены, как говорится, до зубов. Кроме стрелкового оружия у них в большом количестве имелись гранатометы, что, естественно, сковывало передвижение бронетехники. После трехчасового затяжного боя сарбозам пришлось отступить на исходную позицию. Рота потеряла пятьдесят человек ранеными и убитыми. Командование приняло решение перегруппироваться и нанести ракетно-бомбовый удар. Кишлак начала «обрабатывать» минометная батарея. Вновь вперед двинулись сарбозы. И опять, понеся ощутимые потери, афганцы вынуждены были откатиться назад. Начальник оперативной группы подполковник В. Безменов дал команду усилить роту, а вернее то, что от нее осталось, двумя боевыми машинами пехоты и двумя бронетранспортерами. Первыми в кишлак вошли капитаны О. Лаптев, В. Селиванов, П. Полуэктов. Метров триста - четыреста они двигались по главной улице в относительном спокойствии. Затем по колонне открылся такой мощнейший огонь из всех видов оружия, что нашим бойцам пришлось спешиться и практически в рукопашную отбиваться от наседавших духов. Выстрелами из гранатометов были ранены офицеры О. Лаптев, В. Селиванов. Атака вновь захлебнулась. Операцию пришлось свернуть.

Тот июнь 1982-го года в моей жизни был самым жарким.

Из журнала «ВЕТЕРАН ГРАНИЦЫ» № 1-2/99

Михаил СТЕПАНЬКО

ИЗ ММГ «ШОРА»

Степанько Михаил Иванович родился 20 марта 1958 г. в Ленинградской области. В 1975 г. поступил в Читинский мединститут. После четвертого курса перевелся в Томский мединститут на военно-медицинский факультет. В 1981 г. был распределен в Отдельную авиаэскадрилью (г. Раквере). С 3 января 1982 г. по 26 мая 1983 г. - Афганистан, мотоманевренная группа. После командировки вернулся в Прибалтийский погранокруг. Служил в Багратионовске в должности врача ПМП. В 1986 г. поступил в ординатуру Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова. С 1988 г. проходит службу в ГКВГ ФПС России, полковник медицинской службы, главный терапевт госпиталя.

Дыхание знойного Афгана он ощутил впервые в 1981 г. перед выпуском из Томского мединститута, когда в его стенах слушатели прощались с выпускником 1980 г. старшим лейтенантом Волковым. Выполняя интернациональный долг, офицер погиб, оказывая медицинскую помощь раненому десантнику. Но тогда Михаилу Степанько казалось, что война далеко и его не коснется. Коснулась - и довольно скоро. Месяцы, проведенные в Афганистане, навсегда врезались в память...

За полтора года афганской службы мне пришлось курсировать в основном между населенными пунктами Меймене, Андхой, Мазари-Шариф и Шибирган. Извечно перед глазами пыльная дорога, сыпучий песок на зубах от непредсказуемого ветра-«афганца». Но иногда открывался иной, приятный взору вид - так называемая «зеленка». В зеленой зоне обычно протекала какая-нибудь речушка, и кишлаки здесь тянулись на несколько километров вдоль главной дороги. Почему вспоминается именно об этом? Как раз в Меймене стояла первая ММГ, а моя, «шибирганская», чуть дальше. В секретных радиограммах и сводках она имела кодовое наименование «Шора».

Однажды, проходя через такой кишлак, мы были обстреляны из гранатомета. «Духи» проделывали в дувалах отверстия (бойницы) для своих гранатометов и «буров». После чего с внешней стороны дороги дыры эти слегка замазывались глиной, чтобы не вызвать подозрения у разведчиков. Когда колонна проходит через кишлак, все эти отверстия «оживают», одновременно подбиваются первая и последняя машины, затем в неразберихе ведется прицельный расстрел колонны.

С группой, в которой находился я, произошло что-то вроде этого. Граната кумулятивного снаряда прошла под катками и днищем головной БМП и пробила ее насквозь. Механика-водителя осколок брони ранил под левую лопатку. Находящийся в машине начальник заставы капитан Петр Полуэктов занял его место и сумел вывести машину из-под обстрела. Я в то время ехал на машине авторемонтной мастерской на базе ЗиЛ-130. Пограничникам удалось прорваться через засаду. По рации связались с БМП и из десантного отделения перегрузили раненого механика-водителя. Я быстро уложил парня на перевязочный стол, провел первичную хирургическую обработку раны и удалил осколок. Несмотря на то, что осколок был приличный и находился глубоко в ране, парень был в сознании и несколько раз произнес одну и ту же фразу: «Доктор, спасибо, вы свое дело сделали, мне нужно вести машину, я уже готов воевать дальше». Он даже собирался встать и уйти, но все же его отправили в госпиталь.

Другой эпизод. Во время одной из операций начальник резервной мангруппы обратился ко мне с просьбой осмотреть солдата, который не может уснуть уже вторые сутки. В боевой обстановке каждый специалист на счету. Мангруппа выполняет боевой приказ, а этот солдат - наводчик крупнокалиберного пулемета Владимирова танкового (КПВТ). Сели мы с солдатом лицом к лицу, разговорились. Он рассказывал о том, как накануне два его друга погибли, и он провел у их тел тревожную ночь. До этого воевал, как играл, а сейчас словно что-то сломалось в душе - так сказалась на психике смерть близких ему друзей. Понятно - стресс. Я посоветовал отправить его в Союз. Но командиры резко воспротивились: «Вы что, это же классный наводчик, он стоит многих...» Нелегко было убедить офицеров отпустить его. И наутро вертолет увез его в Союз.

...Неприятности были уже позади, и мы подошли к Андхою, где была расположена наша застава. Когда спешишь на базу после трудного перехода или операции, состояние однозначное: быстрей бы помыться, поесть и отдохнуть. И тут мы попадаем во вторую засаду. Дважды за день - это редкость.

Зашли в городок. Домики все низенькие, заброшенные. Но заброшенность эта только кажущаяся - именно с этой стороны и следует ждать удара. Поэтому мы всегда формировали колонну в следующей последовательности. Первыми шли БТРы. Обычно, если БТР наезжал на мину, у него отрывало только колесо. После подрыва БМП смертельных случаев было гораздо больше.

Ситуация протекала очень скоротечно. Первый БТР был обстрелян из гранатомета. В нем находились лейтенант Евгений Шкляр и командир противотанкового взвода лейтенант Евгений Скрябин. Им удалось на большой скорости проскочить на базу. Я вместе с начальником штаба находился в другом БТРе. В такой ситуации необходимо было так же быстро проехать опасное место, что мы и сделали. А вот батарея наша встала из-за какой-то машины прямо в начале въезда в городок. Комбат старший лейтенант Геннадий Бедняков принял решение развернуть подразделение. Встали по обочинам дороги в арыках и открыли огонь по противнику. Сложность таких операций состояла в том, что с нами почти постоянно находились так называемые «группы защиты революции». Эти люди, когда прочесывали кишлаки, порой ничем не отличались от «духов».

Когда мы выскочили из зоны обстрела, начальнику штаба доложили о том, что появился раненый и нужно вернуться в кишлак. Встали у обочины. Спускаюсь вниз через боковой люк - лежит раненый солдат. Сразу обезболил его промедолом. Голова в крови, в области лба глубокая рана. Накладываю повязку. Рядом лежит каска, у которой передняя часть пробита. Выстрел был явно из «бура». Эта винтовка бьет на два километра и под прямым углом может пробить даже броню БТРа. Первое впечатление при взгляде на раненого было однозначное: проникающее пулевое ранение в голову. Но помню, еще тогда меня смутило, что отверстие в каске не ровное, а рваное. Погрузили его в БТР, вышли из зоны боя и успешно посадили в вертолет для отправки в госпиталь.

Прошло время, и мне сообщили, что неправильно поставил диагноз: оказывается, у парня было осколочное ранение, а не пулевое. Как же так, ведь выстрел был точно в лобную часть каски? Оказалось, парень «родился в рубашке»: пуля, попав в каску, отрикошетила вверх, при этом разорвав металл. Осколок и вызвал рану. Фамилия у этого ефрейтора была Бурый. Узнав, что он остался жив, доктора перекрестились и мрачно пошутили: «Бурого «бур» не берет!»

А тяжесть рейдов, ужасы и страдания войны скрашивали свои Василии Теркины, которые то острым, юморным словцом, то душевной песней согревали обожженные души. Часто вспоминаются ребята из ММГ «Шора», прапорщики Саша Бошар, который великолепно исполнял бардовские «афганские» песни, и Дима Елаев, извечный юморист, не унывающий в любых условиях.

Бывали и «небоевые» случаи. Однажды солдатик очень торопился на какой-то фильм и умудрился упасть, да так, что вывихнул предплечье. Чтобы вправить кость, по науке надо было сделать рентгеновские снимки, дабы исключить перелом. Но нарастал отек. Вертолетов не ожидалось и я, дабы облегчить человеку страдания, обезболил и вправил вывих. Наложил гипсовую лангету, приготовил к эвакуации. Парня удалось эвакуировать только через три дня. А через две недели он снова был уже на базе.

Что здесь помогло? Скорее всего - внутреннее чутье, основанное на знаниях, полученных в Томске. Именно поэтому я с благодарностью часто вспоминаю своих учителей-медиков полковника Риппа и подполковника Иващишина. Что же касается практики, то ее дал мне Афган. Конечно, лучше бы этой войны не было, а опыт пришел бы с годами. Но тех дней из жизни уже не вычеркнуть.

О засаде на Малахана осенью 1983 г.

Малахан был шариатским судьей Андхойского улусвали, а его брат занимал пост 1-го заместителя секретаря НДПА в Андхое.

из газеты "Новая жизнь" за 23 февраля 1994 г.:

"...Виктор Васильевич тоже по-своему прав, называя свои личные трофеи в Афганской войне - два главаря душманов, два крупнокалиберных пулемета, зенитная установка, пять пистолетов, четыре автомата, винтовка БУР и прочее. Одного из этих двух главарей сбил машиной Горшков. Во время операции заметил он бегущего впереди человека, который время от времени останавливался и стрелял. Его догнали, ударили слегка бортом, но когда выскочили посмотреть, что с "душманом", он был уже мертв..."

Из воспоминаний рядового 1-й ПЗ ММГ-2 Шибирган Кравченко Николая, призыв осень 82-85 гг.

…принимал участие при ликвидации Малахана и его личной охраны возле старой мечети на развилке дорог. Малахан был убит, живыми взяли телохранителей и личного доктора, документы, афгани, фотопленки французской журналистки, которую искали в районе газозавода Джаркудук. Капитан Горшков был на нашей заставе замполитом, а не начальником заставы. Все кто принимал участие в этой засаде - это ребята 1-й ПЗ ММГ Шибирган на трех БМП, засада ребят из Андхоя была намного дальше и они подтянулись после боя с бандой Малахана. Видел фотографии с этой пленки, но нам тогда говорили, что это был Пахлован.

…в Андхое левее от крепости в песках, там еще пески как стиральная доска - все в маленьких барханчиках, поймали духов на лошадях. Они сопровождали пацана сына главаря какой-то банды. Взяли трофеи и пистолеты испанские, потом в крепости Андхой (там где левее от ворот бревно, полоса препятствия), по банкам офицеры стреляли. Ребят, которые Малахана завалили помню: Чуприк Саша, Сопот Сергей, Токарь Витя, Хоряшко Саша, Дон Олег, Паникоровский Саша, Евдокимов Миша, Густов Саша (земля ему пухом, дома уже погиб) и еще несколько фамилий, но нужно напрячь память.

… после засады на Малахана говорили, что за головы шурави, которые убили Малахана, духи давали большие деньги. После круговой обороны ночью, когда был бой, мы рано утром прицепили бортовой уазик, в котором лежал Малахан и баулы с патронами к БэТэРу. Нас обстреляли возле старой мечети из стрелкового и ДШК, мы стали отстреливаться, уходя в ложбину возле дороги, но помогли пушкари - колона ехала в Мазари. Ребята – молодцы, гаубицы развернули в считанные минуты и давай обрабатывать кишлак. Привезли в крепость духов живыми, доктор лежал на нашей БМП между люков, жирный гад, я его на плащ палатке с брони снимал, а телохранители связанные в десанте сидели, смеялись, когда нас обстреливали…

… меня с Хоряшко в этой засаде чуть духи не завалили, хорошо, что на дороге толстый слой пыли - туда нырнули. По БМП, на которой сидел Горшков, из гранатомета влупили, срикошетило от носа БМП в землю, но там где сидел Горшков люк весь во вмятинах от пуль. Чуть-чуть выше и…, но это мы увидели только днем, когда в Андхой приехали…

Подробности засады на Малахана на сайте ММГ-2

Из книги: По обе стороны границы (Афганистан: 1979-1989).- М.: Граница, 1999. -446 с.

Николай Кузин

ШИБЕРГАН

Полковник Кузин Николай Федорович родился 12 января 1951 года в селе Ермоловка Вешкаймского района Ульяновской области. В пограничных войсках с 1968 года. В 1972 году окончил Московское высшее командное училище им. Моссовета. В боевых операциях на территории Афганистана участвовал с 1983 по 1985 гг. в должностях начальника полевой оперативной группы, заместителя начальника Керкинского пограничного отряда. Награжден орденом Красной Звезды, афганскими медалями. Начальник организационно-мобилизационного отдела - заместитель начальника штаба Западной пограничной группы.

 В октябре 1983 года из Мукачевского пограничного отряда я прибыл в Среднеазиатский пограничный округ и был назначен начальником полевой опергруппы Керкинского отряда с дислокацией в афганском поселке Шиберган. Там меня встречал мой однокашник по академии майор А. Поздняков, исполнявший обязанности начальника штаба ОГ. Буквально на следующий день предстояло сопровождать транспортную колонну, следовавшую из Мазари-Шарифа через Шиберган в Меймене. Задача перед боевой группой стояла не только обеспечить доставку по назначению продуктов питания, боеприпасов, горючесмазочных материалов, но и очистить от повстанцев зеленую зону.

Начальный отрезок пути проследовали без каких-либо происшествий. Первая серьезная заминка произошла под Андхоем. Блокировали кишлак сразу несколько мотоманевренных пограничных групп, которыми командовали майоры А. Лобов, Г. Фахарисламов, другие офицеры. Сопротивление было серьезным и длилось двое суток. Беспрерывно грохотали взрывы, многоголосьем трещали автоматные очереди. За это время часть душманов ушла в горы, другая, спрятав оружие, растворилась среди мирных жителей.

По трассе колонна двинулась дальше. На подступах к Меймене начиналась печально известная «зеленка», контролируемая «непримиримыми». Так сказать, для проверки самочувствия вместе с группой пограничников я впервые пошел на зачистку кишлака. Метрах в стах впереди нас действовали сарбозы. Уже прошли большую часть поселка, как вдруг началась стрельба. Причем велась она со всех сторон, в том числе и у нас в тылу, где вроде бы все должно было быть спокойно. Пришлось залечь за дувалами.

В это время остальные группы, закончив проверку, возвращались на КП. Меймене на две равные части делит речка. С виду тихая, даже ленивая, в период паводковых дождей она круто меняет свой норов, выходя из берегов. Двигаясь вдоль русла этой самой реки, напоролась на засаду одна из боевых групп из шести пограничников, возглавляемая старшим лейтенантом Геннадием Боровиковым. Их тела вывозили под прикрытием трех бронетранспортеров. У солдат оружия не оказалось - забрали душманы. Автомат офицера лежал под ним - не нашли. Посмертно Боровиков был удостоен ордена Красной Звезды, награждены и его подчиненные. Наверное, в тот момент, когда я смотрел на погибших товарищей, впервые прочувствовал это страшное слово - война.

Из Меймене группа моджахедов опять ушла в горы, на свою базу. Для нас же началась рутинная работа по прочесыванию близлежащих окрестностей: поиск оружия, боеприпасов, затаившихся духов. В одном из кишлаков на мине подорвался грузовик с солдатами афганской армии. Их мертвые тела разбросало в диаметре нескольких десятков метров. Зрелище, понятно, не для слабонервных.

Подошли к очередной горной речушке. Первый БТР проследовал нормально. За ним выполз на берег второй, на котором ехал я. Вдруг слышу - сзади взрыв. Все же третья машина наскочила на мину-ловушку, установленную прямо в речке. Подбегаю к месту происшествия и вижу на берегу солдата: ноги в воде, остальная часть туловища на суше. Подумал: все, еще одна потеря. Нет, видно, в рубашке парень родился, контузило только сильно.

Операцией руководил полковник В. Смирнов - начальник оперативной группы округа. Он принял решение на обратном пути провести еще одну зачистку в Акче. Заблокировали кишлак. Прочесали его вдоль и поперек. И что же? Обнаружили штук пятьдесят патронов, винтовку и сломанный клинок. Негусто. Делать нечего, движемся дальше. Вышли на открытую площадку между кишлаками. В свое время здесь уже стояли лагерем. Выстраиваем и мы боевой порядок, техника занимает круговую оборону. Еще не успели подтянуться машины, двигавшиеся в хвосте, прогремел взрыв. Оказалось, подорвался наш мостоукладчик. Спустя несколько минут рвануло еще раз. На мину наскочил бронетранспортер. Как бритвой срезало ему колесо. Слава Богу, экипаж отделался контузией. Темнеет буквально на глазах. А нужно еще запастись водой. Метрах в двухстах есть арык. Им уже пользовались. Туда и направляется ЗИЛ-131 — специальная машина для очистки воды. На обратном пути она попадает на мину. Но и здесь повезло: взрыв произошел под задними колесами. Вырвало мост. Люди отделались легким испугом. Увы, нерадостные события в тот вечер для нас на этом не закончились. Неожиданно на территории лагеря раздались три взрыва. Осколками посекло АПМ-90 - прожектор, установленный на автомобиле. На огонь 82-миллиметрового миномета духов делаем залп из 120-миллиметрового калибра. Наконец все затихает.

Наутро планируем показать бандитам свою мощь, намереваемся колонной проследовать через Акчу. Первым, как всегда, выдвигается батальон царандоя, афганской милиции. Их задача - рывком проскочить поселок, выставить наблюдателей справа и слева от дороги на двухметровом высоком дувале и жилых постройках. Удается это не сразу, а лишь со второй попытки. Поначалу они на всех парах пронеслись по Акче, и все как один залегли на другом конце населенного пункта, у своего поста.

Но вот двинулся и наш БТР с пограничниками-саперами. За ним последовали еще две боевые машины. Затем должны были ехать мы со Смирновым на «кашээмке». Но вышла заминка: отлаживали взаимодействие с вертолетчиками, прибывшими на подмогу. Поэтому нас обогнал ГАЗ-66, в котором находился командир минометной батареи старший лейтенант С. Котовский. Он и «поймал» мину. Обошлось без потерь. Но в кузове лежали ящики со 120-миллиметровыми снарядами. Их особенность заключается в том, что при сильном ударе они самопроизвольно становятся на боевой взвод. Как быть? Принимаем решение взорвать опасный груз после того, как проследует вся колонна.

Кстати, о подчиненных Котовского упоминает в своей книге «Служил Советскому Союзу» генерал-полковник И.П. Вертелко, в то время заместитель начальника пограничных войск. Вот что он пишет: «Помню, в одной из операций, проводимой нашими пограничниками на севере Афганистана, произошло ЧП: разорвало миномет, погибли люди. Случай редкий: не сработал механизм, блокирующий ствол миномета от повторного заряжания. Минометчики вели беглый огонь, первая мина не ушла, а заряжающий уже опустил вторую. Взрыв. Жертвы. Мне пришлось отчитываться перед председателем КГБ СССР Виктором Михайловичем Чебриковым. При этом он велел мне прихватить остаток минометного ствола, если таковой уцелел, предохранительный механизм, предупреждающий от повторного заряжания, и наставление по устройству и эксплуатации миномета.

— И зачем этот металлолом тащить в Москву? - удивлялся кто-то из офицеров. — Что сможет прочесть председатель в этом железе?

Однако мне распоряжение Чебрикова не показалось странным. Я вспомнил разговор, который состоялся между нами после одной из моих афганских командировок... Мне было интересно узнать, что в войну Виктор Михайлович командовал минометным взводом, а затем минометной ротой и батареей (я не оговорился, были у нас одно время минометные роты). В конце войны он уже водил в атаки стрелковый батальон.

И когда Чебриков затребовал части разбитого орудия, я понял, что в нем по-прежнему живет тот молодой комбат-минометчик, душой болеющий и за жизнь людей, и за честь своего оружия.

Переступил порог. Чебриков сразу:

—       Привезли?

—       Привез, — отвечаю.

—       Показывайте.

Он даже в инструкцию и наставление лезть не стал. Только взглянул — и нахмурился:

—       Я считаю, что такого даже теоретически не могло произойти, а тут сразу все видно — грубейший заводской брак. Царь Петр ломал ружья из негодной стали о спины нерадивых заводчиков, Сталин бракоделов жесточайше карал, а мы все равно не научились делать оружие на совесть. Вижу, вины пограничников тут нет. Но

люди, люди погибли, и я сам чувствую себя виноватым. А по войскам — директиву, чтобы тысячу раз проверяли, прежде чем брать оружие в бой».

Чтобы закончить рассказ о двойном заряжании, скажу, что был еще один аналогичный случай, о котором скорее всего не знал генерал И.П. Вертелко. Как-то душманы стали усиленно обстреливать населенный пункт Андхой. Представители органов народной власти попросили у нас подмоги. Ближайшая пограничная застава дислоцировалась на бывшей кожевенной фабрике. Оттуда и заработала пара наших минометов. Через некоторое время забегает ко мне лейтенант-двухгодичник. Глаза - «по пять копеек», сказать ничего не может. Оказалось, вновь повторное заряжание. Комбат С. Котовский в это время находился в засаде на другом конце кишлака. Связываюсь с ним по телефону: как быть? Тот советует: необходимо осторожно открутить снизу поддон и таким образом извлечь мины. Прихожу к минометчикам, а они докладывают, мол, уже все в полном порядке, миномет готов к бою.

—         Снизу, — спрашиваю, — вытащили?

—         Никак нет, сверху...

Но вернемся к операции под Акчей. Здесь у нас опять остановка. Бегу вдоль колонны и вижу, что головная машина стоит, на земле дымятся разбросанные матрацы. Как выяснилось, буквально перед носом бронетранспортера из укрытия выскочил дух, успел выстрелить из гранатомета и скрыться. Словно шаровая молния прошел снаряд над левым колесом, пробил броню, оплавленные осколки ранили солдата, подожгли матрацы. Вновь обошлось без потерь.

Где были наблюдатели-царандоевцы, неизвестно. Поступает команда: по ходу движения бросать за дувал гранаты. Представляете картину: вокруг пальба, взрывы, сверху ведет огонь авиация, дым, смрад.

Вдруг по рации слышу сообщение от одного из пилотов: «Получил пробоину. Иду на базу».

Остальные экипажи, израсходовав боекомплект, также улетают. Постепенно стрельба затихает. Бой прекращается. Такой был у меня первый рейд по сопровождению транспортной колонны. Под Акчей мы потеряли шесть единиц техники, несколько пограничников получили контузии. О наших скромных трофеях я уже говорил. Результат, мягко говоря, не в нашу пользу. Демонстрации силы не получилось. Впоследствии на этом направлении банды частично были уничтожены, другие ушли в глубь страны и мало беспокоили пограничников.

Потом было еще много операций - удачных и менее удачных - в той же Акче и Ташкургане, Андхое и Мазари-Шарифе... Но не только боевыми действиями вспоминается мне Афганистан. Никогда не забыть сослуживцев — настоящих боевых побратимов, верных друзей, мужественных солдат. Имена таких офицеров, как Анатолий Турулов, Юрий Лапушко и сегодня известны в пограничных войсках. У нас служил и Виктор Капшук, ставший Героем Советского Союза.

Прекрасная восточная архитектура, уставшие от войны и непосильного труда жители этой многострадальной страны тоже не изгладятся из памяти. Простые афганцы очень тепло относились к нам в Шибергане. И хоть мы не носили зеленых фуражек и погон, они прекрасно знали, кто мы такие. Ежегодно 28 мая поздравляли с праздником, дарили подарки, их пионеры часто выступали с концертами художественной самодеятельности. Именно поэтому все мы - офицеры и прапорщики, сержанты и солдаты - твердо были уверены, что выполняли интернациональный долг.

Само собой, прочные связи установились с народной властью Шибергана. Своих высоких гостей они всегда привозили к пограничникам. Помню, как-то из Кабула приехал заместитель министра внутренних дел Афганистана. Мы тщательно готовились к встрече, как полагается, накрыли стол. В конце официальной части за обедом гость выставил бутылку водки и бутылку «сивухи» и сказал: «Это настоящий самогон, не «камышовка» (распространенный напиток среди афганцев), — для пущей убедительности подняв палец вверх, заметил замминистра. И как бы в подтверждение своих слов перевернул пиалу, налил туда несколько капель «огненной воды», поднес спичку и залюбовался мгновенно заплясавшими языками пламени.

Позже в разговоре выяснилось, что высокий гость шесть лет учился в Киеве, где, видимо, и стал истинным ценителем народного напитка.

Владимир Одинцов

МИРНЫЙ ГОРОД  СРЕДИ ВОЙНЫ

Полковник Одинцов Владимир Викторович родился в 1956 году в Ростове-на-Дону. В 1978 году окончил Алма-Атинское высшее пограничное командное училище, в 1987 году - Военную академию им. М.В. Фрунзе. В пограничных войсках прошел должности от заместителя начальника заставы до начальника пограничного отряда. Службу в Афганистане проходил в должности начальника мотоманевренной группы. В Западной пограничной группе - с 1994 года. Награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, медалью «За отличие в охране государственной границы СССР», другими наградами.

   В Шиберган въезжаем мы на броне,

   Но мурашки не бегут по спине.

   Этот город зоной мира слывет,

   Так что можно разрядить пулемет.

Магнитофон крутит незатейливую солдатскую песню. Хрипловатый голос, немного напоминающий Высоцкого голос, под аккомпанемент гитары поет о трогательно мирных картинках азиатского города: вдоль арыка идет босоногий дехканин, на крыльце сидит духанщик и что-то напевает себе под нос, за русским БТРом бегут мальчишки. О войне напоминают лишь стоящие на посту сарбозы, которые «потрошат проезжие обозы». Что же это за «зона мира» такая в терзаемой многолетней междоусобицей стране?

Я долго думал, о чем рассказать, ведь того, что так ценят читатели: нападений, боевых столкновений, ярких эпизодов за десять месяцев моей службы в Афганистане, с сентября 1987 года по июль 1988-го, мне не довелось наблюдать. Однако было бы большой ошибкой полагать, что это лишь благоприятное стечение обстоятельств. Хотя Джауджанская провинция, столицей которой является Шиберган, считалась спокойной и боевых действий на ее территории почти не велось, мы были готовы ко всему.

Любую нашу акцию, каждый марш, каждое сопровождение колонн мы тщательно планировали, готовили людей и технику, прорабатывали маршруты. Поэтому у нас не было ни подрывов, ни ранений, ни потерь, тогда как на путях продвижения других подразделений мины закладывали постоянно. Считаю, что основой успеха в действиях, был трезвый и расчетливый ум командира. Только тогда, когда командование всесторонне продумывало и организовывало операции, действия наших солдат увенчивались успехом.

К примеру, ежемесячно мы проводили одну-две колонны из Советского Союза. В отряде собирали до двадцати машин, груженных топливом и продуктами, а мы должны были в составе четырех-пяти бронетранспортеров встретить их на границе, организовать охрану и сопровождение до Шибергана или Меймене.

Поскольку наша мангруппа размещалась на голом месте и была отделена от города лишь невысоким дувалом, с любого трехэтажного здания как на ладони было видно все, что происходит внутри. Афганцы легко могли заметить наши приготовления, они видели, что мы готовим технику, таскаем пулеметы и боеприпасы. В таких условиях утечка информации была неизбежной. Поэтому мы вырабатывали легенду: говорили, что мы уходим, даже сообщали маршрут, а сами где-нибудь в глухом месте сворачивали с трассы и полузабытыми тропам выходили к границе, а там уже - к заданной точке. Обратный путь пролегал также по новому маршруту. Так за десять месяцев мы провели пятнадцать колонн и ни разу не столкнулись с какими-либо серьезными проблемами: не было стычек и техника работала исправно.

Конечно, приходилось мне встречать и таких офицеров, которые во что бы то ни стало хотели показать себя в боевой обстановке. Много было мальчишества. Я знаю массу примеров, когда командир, не продумав тщательно свои действия, по сути дела создавал критическую ситуацию, а потом начинал руководить боем, бегать и стрелять. Я же усвоил для себя одно: главная задача командира — организовать бесперебойное, устойчивое управление. Люди должны знать, что он на месте, должны слышать его голос, и тогда не будет невосполнимых потерь и безвыходных ситуаций.

Я-то попал в Афганистан, уже имея за плечами немалый опыт пограничной службы. Закончив в 1978 году Алма-Атинское погранучилище, два года служил там же в должности командира учебного взвода, после чего был направлен в Карелию, в Суоярвский отряд. Там вскоре возглавил заставу, поступил в академию имени М. В. Фрунзе. За десять дней до окончания академии неожиданно для себя получил назначение в Афганистан. Хотя пресса тогда уже вовсю трубила о полыхающей там войне, отнесся к своему распределению спокойно, понимая, что при умелой организации дела даже Афганистан не так уж и страшен.

В десяти километрах от нашей мангруппы находился нефтеперерабатывающий завод, который охранял батальон армейцев. Для его снабжения раз в месяц из Мазари-Шарифа приходила колонна. И каждый раз она попадала под обстрел.

Постоянно у них были какие-то проблемы: солдаты бродили по базарам, духанам, ларькам, воровали. То у них кто-то потерялся, то кого-то ударили. Словом, сами искали приключений. У нас же ни одного солдата не было за пределами гарнизона, поэтому не было и конфликтов с местным населением.

Хотя наша форма одежды была изменена, афганцы отличали пограничников от армейцев. В самом деле, БТР армейцев идет только с солдатами на броне. А мы везем с собой бревна для того, чтобы развести костер и приготовить пищу, запас воды. В каждом БТРе имелись все необходимые запасы на двое-трое суток, что в условиях пустыни было просто необходимо. Иногда случалось так, что выход, рассчитанный на трое суток, растягивался на семь - десять дней, но мы были готовы к любой ситуации и ничто нас не могло застать врасплох.

Однажды мы сопровождали группу газовиков и нефтяников, которые выезжали на трое суток для поиска залежей газа и нефти. У одного из наших солдат как раз был день рождения. Ребята ухитрились в степи, где нет ни одного дерева, из тушенки и теста сделать пельмени, испечь лепешки и, намазав их сгущенкой, приготовить вполне приличный торт. Когда вечером пригласили специалистов, их удивлению не было предела. «Откуда вы это взяли?» — у всех был один вопрос, а солдаты, довольные, только посмеивались.

Словом, если объединить людей одной целью, любые трудности можно преодолеть. В то время уже начинали ходить слухи о скором выводе советских войск из Афганистана, и своей главной задачей мы считали достойный уход без потерь. Эта задача сплачивала нас, не позволяла расслабляться и сидеть сложа руки...

Вспоминается такой случай. В марте 1988 года мы, совместно с представителями афганских партийных и правительственных органов, развозили по приграничным кишлакам пришедшую из Советского Союза гуманитарную помощь — одежду, тетрадки, ручки, продукты питания. Афганцы-активисты по прибытии в селение должны были организовать митинг, пригласить народ, сказать, что будут раздавать подарки.

Однако в первом кишлаке ничего не получилось. Вышли одни баи с холеными мордами и приготовились забрать груз, а затем продавать его своим же односельчанам. Мы не стали ничего выдавать и поехали дальше. Во втором кишлаке поставили машину-громкоговоритель, включили песни и призывы. Наконец-то собрались дехкане, мы начали выдачу продуктов... Когда через три дня ехали обратно, детвора бегала в наших российских штанишках и платьицах. То, что продукты и одежда достались по назначению, было нам самой большой наградой...

Много еще было всяких случаев, обо всем не расскажешь. Хочу только выразить благодарность тем людям, которые служили вместе со мной, за то, что сообща мы смогли выполнить стоявшие перед нами задачи. Это начальник штаба мотоманевренной группы майор Игорь Великанов, замполит майор Иван Свиридов, зампотех капитан Александр Каныгин и многие другие. Я всегда вспоминаю о них с теплотой, как о настоящих боевых друзьях.

Продолжение "Воспоминаний пограничников из ММГ-2 Шибирган" - здесь.